МАХМУД ЭСАМБАЕВ – ГЕНИЙ ТАНЦА
Сегодня, 15 июля 2023 года, исполняется 99 лет со дня рождения Махмуда Алисултановича Эсамбаева (родился 15 июня 1924 г. в селении Старые Атаги, Чеченская автономная область, РСФСР, СССР; выходец из тейпа Ишхой – скончался 7 января 2000 г. в Москве, Россия) – советского/российского чеченского артиста балета, эстрадного танцовщика, хореографа, балетмейстера, актёра, народного артиста Киргизской ССР и СССР, Героя социалистического труда.
Мне несказанно повезло: я бывал на концертах этого непревзойдённого танцора, встречался с ним в непринуждённой обстановке, беседовал с ним и с его друзьями, выдающимися деятелями культуры, искусства. К сожалению, многих уже нет с нами. Однако добрые, незабываемые воспоминания остались.
Как говорил сам Махмуд Алисултанович, танцевал он с раннего детства, с трёх лет уже выступал на свадьбах, куда его с собой брала мать. Будущий великий танцор и руководитель уникального танцевального театра получил от природы щедрый дар: необыкновенно выразительную пластику тела, совершенный музыкальный слух и феноменальную память. Для жителей Кавказа танцы является неотделимой частью их жизни, поэтому тяга к этому виду искусства впитывается ими едва ли не с молоком матери, а люди, не умеющие танцевать, считаются там несостоявшимися.
У юного Махмуда увлечение хореографией превышало все остальные. С малых лет он показал себя прекрасным танцором, умевшим выделывать такие коленца, которые мог выполнить далеко не каждый взрослый мужчина. Мальчик наравне со взрослыми гостями так отплясывал, что вскоре о нём знала вся округа. Его танцевальный талант стал причиной первой размолвки с отцом, когда Махмуд решил присоединиться к одному из бродячих цирков, в труппе которого он хотел выступать. Уже тогда, в 1932 году, когда они уже жили в Грозном, восьмилетний мальчишка принял решение стать профессиональным танцором. У него было столько твёрдости и веры в себя, что вопреки запрету отца, он упрямо твердил: «Я буду танцевать!».
Махмуд, обладающий абсолютным слухом, гибкий как лоза, в танце легко доставал большим пальцем ноги мочки своего уха… Мастера танца к этому идут десятилетиями, а у парня был врожденный артистизм, он умел по наитию одними лишь движениями тела отображать человеческие чувства.
Дополнительным стимулом в выборе Махмудом профессии стал приезд в Чечню в 1934 году знаменитой советской актрисы Любови Орловой. Она увидела в талантливом мальчике огромный потенциал и предсказала ему великое будущее. Встреча с нею только укрепила в Махмуде его мечту, и в 1939 году он поступил в Грозненское училище хореографии. Вскоре после этого 15-летнего юношу зачислили в Чечено-Ингушский государственный ансамбль песни и танца, где он быстро достиг статуса солиста этого коллектива.
Летом 1941 года, когда началась Великая Отечественная война, в ансамбле сформировали бригаду артистов, которая отправилась на фронт, чтобы своими выступлениями поднимать моральный дух бойцов. Члены артистического фронтового коллектива выступали перед ранеными бойцами в госпиталях, строителями, сооружавших оборонительные укрепления, военнослужащими на передовой.
Такие концерты были далеко небезопасными для актёров. Во время одного из выездов на фронт Махмуд получил серьёзное ранение в ногу. Молодого танцора отправили в полевой госпиталь, где его прооперировали. И хотя ногу парню и сохранили, но медики вынесли суровый вердикт: профессионально танцевать ему уже не придётся. Однако для гордого чеченца вывод докторов не стал приговором. Проявив недюжинную силу воли, настойчиво работая над собой, он сумел восстановить работоспособность раненой ноги и возвратился к избранной профессии.
Находившегося на излечении талантливого парня заметили сотрудники Пятигорского театра музыкальной комедии. Здесь ему предложили сразу несколько ролей в постановках. И 19-летний Эсамбаев поступил в этот театр, который основали (о чём свидетельствует мемориальная доска, укрепленная на здании) Авиэзер Абрамович Боровик и Мария Васильевна Матвеева, родители замечательного журналиста-международника, писателя Генриха Боровика, с которым я также неоднократно встречался и написал несколько материалов, опубликованных в периодической печати.
В статье из моего интернет-журнала Worldrusnews.ru/Мировые и российские новости за 16 ноября 2014 года «Генрих Боровик: «Не в национальности дело, а в человеке, его душе» Генрих Аверьянович вспоминает: «Театр был хороший, интересный. А сам Пятигорск научил меня многому и, прежде всего, интернационализму, потому что там жили люди многих национальностей. Моим близким другом был позже ставший знаменитым на весь мир танцор Махмуд Эсамбаев, который начинал свою карьеру в балете Театра музыкальной комедии. Моя мама говорила: «Махмудик, ты будешь великим танцором». В 1944 году, когда чеченцев и ингушей депортировали с родных мест, театр его отстоял, и он остался в Пятигорске. Но потом он сам, видимо, чтобы разделить судьбу своего народа, добровольно уехал в Среднюю Азию. Он был замечательным парнем, и мы с ним дружили до самой его смерти. Он умер за месяц до гибели моего сына Артёма. У меня было 70-летие, а Махмуд как раз лежал в больнице. Но он всё равно пришёл ко мне на юбилей. Потом жена его Нина Аркадьевна рассказывала мне, что, когда она спросила его: «Махмуд, а вдруг тебе станет плохо на вечере?», он ответил: «Нет, к Генриху я пойду обязательно, чтобы ни случилось».
В 1944 году несколько кавказских народов, среди которых оказался и чеченский, подверглись репрессиям. Практически все чеченцы были выселены с мест их исконного проживания и отправлены в Среднюю Азию. Семью Эсамбаева переселили в Киргизскую ССР. А до этого отец, уже будучи вдовцом, в Грозном женился вторично. Его избранницей была еврейка из Одессы Софья Михайловна. Она настолько сдружилась с Махмудом, что со временем стала его настоящим ангелом-хранителем, мудрой наставницей.
Вынужденный переезд не поставил точку в танцевальной карьере Эсамбаева. Поначалу он руководит кружком народного танца и ведёт уроки бального танца в доме культуры посёлка Ак-Тюз Кеминского района Чуйской области Киргизской ССР. Вскоре его приглашают в Киргизский театр оперы и балета во Фрунзе, где он стал исполнять главные партии в балетах «Лебединое озеро» и «Спящая красавица» П.И. Чайковского, «Бахчисарайский фонтан» Б.В. Асафьева, танцы в оперных спектаклях. В 1950-е годы Махмуд оставил академическую сцену и обратился к народному танцу. С 1957 года (когда чеченцы и ингуши вернулись на свою историческую родину) стал солистом филармонии Чечено-Ингушской АССР.
Прервём наше повествование и расскажем о женщине, которую Махмуд многие годы называл мамой. Отец и мать, его родившая, – чеченцы. Мать рано умерла, и отец, проживший 106 лет, потом женился 11 раз (!). Вторая жена отца – одесситка еврейка София Михайловна – с большим теплом относилась к приёмному сыну, жалела его, поддерживала в творчестве, стала для него искренним другом, путеводной звездой в жизни. И даже тогда, когда любвеобильный отец развёлся с нею и ушёл к другой женщине, Махмуд остался верен своей еврейской матери до конца её дней.
Ему удавалось делать практически невозможное. Несмотря на то, что он был высокого роста – 180 сантиметров, Махмуд обладал уникальной природной гибкостью; очевидцы свидетельствуют, что он сохранил её до преклонных лет.
Благодаря своему удивительному искусству он объединял людей независимо от их образа жизни, национальности или веры. Во многом сделать это помогла ему, мусульманину по вероисповеданию, его мачеха (а по сути – вторая мать) – еврейка Софья Михайловна. Она видела, каким талантливым был Махмуд. Каждый раз, после взбучки от отца, мальчик бежал к ней за утешением и она говорила ему: «Мойше (так она называла его), не плачь! Ты всего добьёшься. У тебя всё получится». И Махмуд верил, что так и будет.
Учился Махмуд плохо, со школьных уроков постоянно сбегал в хореографический кружок при Доме культуры. И получал тумаков от строгого отца. Тот по утрам водил Махмуда в школу, погоняя палкой. В школе Махмуду тоже было несладко. Учительница его не то что недолюбливала, она его откровенно ненавидела, называя тупым.
Мама Соня, как называл мачеху Махмуд, часто ходила в школу, заступаться за своего Мойшу. А тот, когда немного подрос, и сам стал давать отпор. Как-то он заявил учительнице, которая считала его тупицей, что станет известным артистом и непременно пригласит её на концерт. Та только рассмеялась, а через много лет Эсамбаев лично пригласил её на выступление. Пожилая Дора Васильевна сидела в первом ряду и… плакала.
В шестом классе Махмуд занял первое место на городском конкурсе художественной самодеятельности. В награду он получил чемодан и возможность бесплатно набрать в буфете вкусностей, что мальчик с удовольствием и сделал. Однако закончилось это плохо – от переедания вечно голодный ребенок заработал заворот кишок. К счастью, тогда всё обошлось.
Однако возникла другая проблема – несмотря на победу в конкурсе, паренька отчислили из школы за неуспеваемость. Махмуд решил от отца скрыть этот факт, сказав безграмотному родителю, что справка, которую выдали ему после отчисления, это доказательство того, что он уже обучен грамоте и может быть свободен. Когда отец докопался до истины, Махмуду здорово влетело.
Отец кричал, что Махмуд – олух и баран, и что ему нужно учиться на судью, а не позорить семью «кривлянием» (так Алисултан называл танцы). Но все было бесполезно, несмотря на гнев отца, Махмуд поступил в хореографическое училище. После окончания стал солистом Государственного ансамбля песни и танца Чечено- Ингушетии. Когда Махмуд принёс свои первые деньги в семью (а это было 300 рублей), отец не поверил, что сын их заработал, выступая на сцене. Алисултан отправился разбираться к руководству ансамбля. Там ему подтвердили, что сын действительно заработал, и никакого мошенничества нет. Алисултан был в недоумении – как козлы, скачущие по сцене, зарабатывают больше трудяг. Он долго возмущался, говоря, что именно из-за этого страна плохо живёт.
Только в конце 50-х годов, когда Махмуд стал настоящей, всемирно известной звездой, отец признал свою вину и попросил у сына прощения. Со слезами на глазах.
Говорит Махмуд Эсамбаев: «Софья Михайловна звала меня Мойше. Её и только её я всегда называю мамой. Когда всех чеченцев переселили в Среднюю Азию, мы жили во Фрунзе.
– Мойше, – говорила она, – я в ссылку поехала только из-за тебя. Мне тебя жалко.
А когда мы жили ещё в Грозном, я проводил все дни с мальчишками во дворе.
– Мойше! – кричала она. – Иди сюда.
– Что, мама?
– Иди сюда, я тебе скажу, почему ты такой худой. Потому что ты никогда не видишь дно тарелки. Иди скушай суп до конца. И потом пойдёшь.
Мама сама не ела, а все отдавала мне. Она ходила в гости к своим знакомым одесситам Фире Марковне, Майе Исаaковне – они жили побогаче, чем мы, – и приносила мне кусочек штруделя или ещё что-нибудь.
– Мойше, это тебе.
– Мама, а ты ела?
– Я не хочу…
Я стал вести на мясокомбинате кружок, учил танцевать бальные и западные танцы. За это я получал мешок лошадиных костей. Мама сдирала с них кусочки мяса и делала котлеты напополам с хлебом, а кости шли на бульон. Ночью я тайком (на всякий случай) выбрасывал кости подальше от дома. Она умела из ничего приготовить вкусный обед. Когда я стал много зарабатывать, она готовила куриные шейки, цимес, она делала селёдку так, что можно было сойти с ума. Мои друзья по Киргизскому театру оперы и балета до сих пор вспоминают: «Миша! Как ваша мама кормила нас всех!».
Но сначала мы жили очень бедно. Мама говорила: «Завтра мы идём на свадьбу к Меломедам. Там мы покушаем гефилте фиш, гусиные шкварки. У нас дома этого нет. Только не стесняйся, кушай побольше».
Я уже хорошо танцевал и пел «Варнечкес». Это была любимая песня мамы. Она слушала её, как Гимн Советского Союза. И Тамару Ханум любила за то, что та пела «Варнечкес».
Мама говорила: «На свадьбе тебя попросят станцевать. Станцуй, потом отдохни, потом спой. Когда будешь петь, не верти шеей. Ты не жираф. Не смотри на всех. Стань против меня и пой для своей мамочки, остальные будут слушать».
Я видел на свадьбе ребе, жениха и невесту под хупой. Потом все садились за стол. Играла музыка и начинались танцы-шманцы. Мамочка говорила: «Сейчас Мойше будет танцевать». Я танцевал раз пять-шесть. Потом она говорила: «Мойше, а теперь пой». Я становился против неё и начинал: «Гевалд, ву немт мен, ву немт мен, ву немт мен». Мама гордо заявляла: «Видите, какой это талант!». А ей говорили: «Спасибо вам, Софья Михайловна, что вы правильно воспитали одного еврейского мальчика. Другие ведь как русские, – ничего не знают по-еврейски».
Когда меня приняли в труппу Киргизского театра оперы и балета, мама посещала все мои спектакли. Однажды она спросила меня:
– Мойше, скажи мне: русские – это народ?
– Да, мама.
– А испанцы тоже народ?
– Народ, мама.
– А индусы?
– Да.
– А евреи – не народ?
– Почему, мама, тоже народ.
– А если это народ, то почему ты не танцуешь еврейский танец? В «Евгении Онегине» ты танцуешь русский танец, в «Лакме» – индусский.
– Мама, кто мне покажет еврейский танец?
– Я тебе покажу…
Она была очень грузная, весила, наверное, килограммов 150.
– Как ты покажешь?
– Руками.
– А ногами?
– Сам придумаешь.
Я почитал Шолом-Алейхема и сделал себе танец «А юнгер шнайдер». Костюм собрал сам из обрезков материала, которые остаются у портного. Брюки короткие, зад – из другого материала. Я всё это обыграл в танце. Этот танец стал у меня бисовкой. На «бис» я повторял его по три-четыре раза.
Мама говорила: «Деточка, ты думаешь, я хочу, чтоб ты танцевал еврейский танец, потому что я еврейка? Нет. Евреи будут говорить о тебе: вы видели, как он танцует бразильский танец? Или испанский танец? О еврейском они не скажут. Но любить тебя они будут за еврейский танец!».
В те годы в городах Советского Союза не очень-то поощрялось еврейское искусство и зрители-евреи спрашивали меня: «Как вам разрешили еврейский танец?». Я отвечал: «Я сам себе разрешил».
У мамы было своё место в театре. Там говорили: «Здесь сидит Мишина мама». Мама спрашивает меня:
– Мойше, ты танцуешь лучше всех, тебе больше всех хлопают, а почему всем носят цветы, а тебе не носят?
– Мама, – отвечаю, – у нас нет родственников.
– А разве это не народ носит?
– Нет. Родственники.
Потом я прихожу домой. У нас была одна комнатка, железная кровать стояла против двери. Вижу, мама с головой под кроватью и что-то там шурует. Я говорю:
– Мама, вылезай немедленно, я достану, что тебе надо.
– Мойше, – отвечает она из-под кровати. – Я вижу твои ноги, так вот, сделай так, чтоб я их не видела. Выйди.
Я отошёл, но все видел. Она вытянула мешок, из него вынула заштопанный старый валенок, из него – тряпку, в тряпке была пачка денег, перевязанная бечёвкой.
– Мама, – спрашиваю, – откуда у нас такие деньги?
– Сыночек, я собрала, чтоб тебе не пришлось бегать и искать, на что похоронить мамочку. Ладно, похоронят и так.
Вечером я танцую в «Раймонде» Абдурахмана. В первом акте я влетаю на сцену в шикарной накидке, в золоте, в чалме. Раймонда играет на лютне. Мы встречаемся глазами. Зачарованно смотрим друг на друга. Идёт занавес. Я фактически ещё не танцевал, только выскочил на сцену. После первого акта администратор подаёт мне роскошный букет. Цветы передавали администратору и говорили, кому вручить. После второго акта мне опять дают букет. После третьего – тоже. Я уже понял, что всё это – мамочка. Спектакль шёл в четырёх актах. Значит, и после четвёртого будут цветы. Я отдал администратору все три букета и попросил в финале подать мне сразу четыре. Он так и сделал. В театре говорили: «Подумайте, Эсамбаева забросали цветами».
На другой день мамочка убрала увядшие цветы, получилось три букета, потом два, потом один. Потом она снова покупала цветы.
Как-то мама заболела и лежала. А мне дают цветы. Я приношу цветы домой и говорю:
– Мама, зачем ты вставала? Тебе надо лежать.
– Мойше, – говорит она. – Я не вставала. Я не могу встать.
– Откуда же цветы?
– Люди поняли, что ты заслуживаешь цветы. Теперь они тебе носят сами.
Я стал ведущим артистом театра Киргизии, получил там все награды. Я люблю Киргизию, как свою Родину. Ко мне там отнеслись, как к родному человеку.
Незадолго до смерти Сталина мама от своей подруги Эсфирь Марковны узнала, что готовится выселение всех евреев. Она пришла домой и говорит мне:
– Ну, Мойше, как чеченцев нас выслали сюда, как евреев нас выселяют ещё дальше. Там уже строят бараки.
– Мама, — говорю, – мы с тобой уже научились ездить. Куда вышлют, туда поедем, главное – нам быть вместе. Я тебя не оставлю.
Когда умер Сталин, она сказала: «Теперь будет лучше». Она хотела, чтобы я женился на еврейке, дочке одессита Пахмана. А я ухаживал за армянкой Ниной Аркадьевной Ханумянц (1924-2002 гг.), она была врачом. Познакомились там же, во Фрунзе, когда ещё шла война, в 1945 году. Загляделся на ножки и – пропал!
Ну и что с того, что она была армянкой, христианкой, а он – мусульманином! Да, и те и другие родители были против. Но они все равно поженились. Нина Аркадьевна ездила с ним на гастроли, была его личным врачом. Они прожили вместе больше 50 лет.
– Всё наносное пройдёт. А талант останется. Махмуд – порядочный человек и лучший муж, – всегда говорила Нина Аркадьевна.
Махмуд Эсамбаев вспоминает: «Мама Соня спрашивала меня:
– Скажи, Мойше, она тебя кормит?
– Нет, – говорю, – не кормит. – А вот если бы ты ухаживал за дочкой Пахмана…
– Мама, у неё худые ноги.
– А лицо какое красивое, а волосы… Подумаешь, ноги ему нужны.
Когда я всё-таки женился на Нине, то не могу сказать, что между ней и мамой возникла дружба. Я начал преподавать танцы в училище МВД, появились деньги. Я купил маме золотые часики с цепочкой, а Нине – белые металлические часы.
Жена говорит:
– Ты купил маме с золотой цепочкой вместо того, чтоб купить их мне, я молодая, а мама могла бы и простые носить.
– Нина, – корю её я, – как тебе не стыдно! Что хорошего мама видела в этой жизни? Пусть хоть порадуется, что у неё есть такие часы. Они перестали разговаривать, но никогда друг с другом не ругались. Один раз только, когда Нина, подметя пол, вышла с мусором, мама сказала: «Между прочим, Мойше, ты мог бы жениться лучше». Это единственное, что она сказала в её адрес.
У меня родилась дочь. Мама брала её на руки, клала между своих больших грудей, ласкала. Дочь очень любила бабушку. Потом Нина с мамой сами разобрались. И мама мне говорит: «Мойше, я вот смотрю за Ниной, она-таки неплохая. И то, что ты не женился на дочке Пахмана, тоже хорошо, она избалованная. Она бы за тобой не смогла всё так делать». Они с Ниной стали жить дружно.
Мама умерла, когда ей был 91 год. Случилось это так. У неё была сестра Мира. Жила она в Вильнюсе. Приехала к нам во Фрунзе. Стала приглашать маму погостить у неё: «Софа, приезжай. Миша уже семейный человек. Он не пропадёт. месяц-другой без тебя». Как я её отговаривал: «Там же другой климат. В твоём возрасте нельзя!». Она говорит: «Мойше, я погощу немного и вернусь». Она поехала и больше уже не вернулась…
Она была очень добрым человеком. Мы с ней прожили прекрасную жизнь. Никогда не нуждались в моем отце. Она заменила мне родную мать. Будь они сейчас обе живы, я бы не знал, к кому первой подойти обнять».
Я пишу эти строки не по заданию, не по заказу, а потому, что мне это так хочется, говоря высоким штилем, по велению души!
Судьба моей семьи неоднократно пересекалась с судьбами представителей чеченского народа. Более полувека назад на первых курсах иняза университета моя жена ходила домой заниматься с преподавателем Раисой Григорьевной – полной тёзкой моей тещи. Пожилая грузная еврейка она с трудом передвигалась по комнате, но тем не менее обладала какой-то невероятной жизненной энергией, притягательной силой. Вокруг неё крутился худощавый мужчина, предугадывая её желания. Она благодарно ему улыбалась. Трудно было поверить, что вместе они с войны, когда встретились в Казахстане: он был выслан вместе с семьей из Чечено-Ингушетии, она – жена офицера, эвакуированная то ли из Москвы, то ли из Ленинграда. Жена чеченца (прошу прощения, запамятовал его имя) умерла от лишений, а муж Раисы Григорьевны погиб на фронте. И каждый из них остался с двумя сыновьями (всего – четверо мальчишек!) на руках. Не знаю, как они встретились, но только, спустя многие годы, уже переехав в Россию, они подняли и выучили всех четверых. Здоровье фактически матери-героини не выдержало тягот жизни, диабет забрал последние силы. Но рядом оставался верный ей муж, настоящий мужчина.
И снова – 1957 год. Махмуд с семьей и мамой Соней в Грозном. Однажды после концерта он пришёл домой и сказал маме, что собирается в Москву, где состоится первый международный фестиваль молодёжи и студентов. Хочет попробовать свои силы в конкурсах. Конечно, это был рискованный шаг. Но мама его поддержала: «Ты должен поехать. Уверена, ты добьешься успеха».
И вот приезжает он в Москву и сразу попадает на Всероссийский конкурс. Исполнил испанский танец. Жюри единогласно присудило победу высокому и красивому танцору. Потом выступил на Всесоюзном конкурсе, и опять высшая награда. Когда Галина Уланова и Игорь Моисеев впервые увидели молодого Эсамбаева, они тут же поняли, что перед ними редкий самородок, и предложили выступить на международном конкурсе. Здесь он также получил золотую медаль. Три высшие награды только за один год!
Позже Игорь Моисеев поставил ему восточный танец с ножами. Это был очень эффектный и динамичный танец.
В 1959 году советские артисты балета и эстрадного танца впервые отправились на гастроли в Латинскую Америку, большинство жителей которой никогда не видели граждан далекого СССР. А вот о Махмуде Эсамбаеве общественность была всё же наслышана. Именно там, в жаркой Колумбии, король танца и повелитель пластичной грации получит уникальный ювелирный подарок, который будет носить всю свою жизнь.
Отмечу, что легендарный Эсамбаев титанически трудился, он жадно впитывал любые нюансы народных, национальных танцев. Ставил их в оригинале и создавал для себя новые потрясающие номера. После бешеного аншлага в Венесуэле, когда в Каракасе толпа зрителей взобралась на сцену и вынесла Эсамбаева и других танцоров на руках, не меньший успех ожидал советскую труппу и в Колумбии. Конечно же, неугомонный Махмуд вместе с Бернарой Кариевой из национального ансамбля выучил поэтичный танец любви – «Бамбуку». И в конце концерта звёздная пара исполнила именно его. Успех был невероятный!
На следующее утро в номер Эсамбаева постучал пожилой человек. Им оказался 78-летний ювелир, который признался, что когда-то столь же отчаянно и душевно танцевал «Бамбуку». А советский артист сохранил хрустальную чистоту и подлинную красоту этого танца. Мастер искренне поблагодарил Махмуда Эсамбаева и надел ему на палец золотой перстень с изображением государственного герба Колумбии.
Уникальное украшение ювелир сотворил для кумира за одну ночь: сияющее золото словно создавало солнечную оправу для картинки герба – вот два корабля плывут по двум океанам; а в середине – фригийский колпак на платиновом фоне. В верхней части изображен плод граната на лазурном фоне, над которым красуются два рога изобилия. Над щитом большой кондор держит в клюве оливковую ветвь, а в лапах – ленту с девизом: «Свобода и Порядок». Перстень был единственным драгоценным украшением, которое чародей танца носил практически постоянно.
А разве могла Индия остаться равнодушной к великолепному танцу «Золотой бог», в котором Эсамбаев выполнял бесподобной красоты и сложности уникальные элементы в роли бога Шивы?! Подобную технику сами индийцы могли освоить лишь в течение восьми лет обучения на родине, а тридцатилетний чеченец выучил с преподавательницей новеллу и вложил в неё все свои чувства за двенадцать дней. Это был настоящий рекорд таланта, безумного упорства и трудолюбия.
Не удивительно, что Индира Ганди преподнесла гению советского балета и эстрады роскошный подарок – костюм, полностью расшитый драгоценными камнями, из которых только чистых бриллиантов насчитывалось 1200 штук. Ценный подарок из далекой Индии хранился в доме артиста в Чечне. Когда вспыхнула кровопролитная Чеченская война, родной дом Эсамбаева в Грозном был разрушен вместе со всеми уникальными подарками, костюмами, памятными вещами. Но не о них горевал гордый Махмуд, как прозвали артиста, а о загубленных жизнях солдат и мирных жителей, о поруганной Родине.
Говорят, что однажды на приёме по какому-то случаю в Кремле М.А. Эсамбаев в присутствии высшего руководства и генералитета страны сказал: «Пусть будут прокляты те, кто начал войну в Чечне, и те, кто за это не выпьет!». Согласитесь, мужественный поступок настоящего честного мужчины. Эсамбаев всегда оставался истинным сыном своей Родины.
Его огромному таланту соответствовала чистая, умеющая прощать и видеть все светлое душа. Представитель народа, подвергшегося депортации, сумел превозмочь обиды и назвать Россию, где состоялся как артист, своей второй Родиной. Эсамбаев образно называл Чечню и Россию двумя крыльями своего творчества.
Роскошные костюмы дарили талантливому мастеру сцены правители разных государств, а поначалу он шил себе сценические наряды сам – из чего придётся. Потом заказывал пошив лучшим портным, которые зачастую не брали денег за работу.
А с другим танцем «Макумба», который Эсамбаев также привёз из Латинской Америки, произошла невероятная история. Это было в Херсоне в 1964 году.
Говорит Стелла – дочь М.А. Эсамбаева: «Отца пригласили выступить в культпросветучилище. Когда он рассказывал о себе, всё это время с первого ряда на него вдумчиво смотрел, не задавая никаких вопросов, юноша. Потом отец узнал, что его звали Анатолий Барыкин. В конце выступления папа спрашивает у директора: «Почему этот мальчик всё время молчит?» Директор отвечает: «Вы знаете, Махмуд, пять лет назад с ним произошел несчастный случай и вследствие этого он перестал разговаривать. Врачи ничего не могут поделать». «Приведите его на концерт, – говорит отец, – и вообще, возьмите всех ваших детей». Папа рассказывал, что в тот вечер он танцевал «Макумбу» для этого мальчика. Будто чувствовал, что сможет помочь ему. Это очень тяжёлый, драматичный ритуальный танец. Колдун совершает магические действия и постепенно изгоняет злого духа. Но сам при этом погибает, ценой жизни избавляя людей от зла. И вот во время танца, когда герой падает, раздается душераздирающий крик: «Махмуд!». Это кричал немой Барыкин. А затем он упал без чувств. Когда папа сидел в гримерке и приходил в себя, туда заваливается целая процессия. Все кричат, плачут. Творится что-то невообразимое. Отец рассказывал, что такого сильного эмоционального подъёма он в жизни никогда не испытывал.
Особенно яркие воспоминания остались от юбилеев Михаила Плоткина. К нему приходили все звезды – Филипп Киркоров, Ирина Аллегрова, Лариса Долина и многие-многие другие. Помню, как Махмуд Эсамбаев подарил Мише Плоткину свою папаху. Такой чести, кроме него, удостоились только Владимир Зельдин и Иосиф Кобзон. Миша тоже был очень гостеприимным, он собирал в ресторанах по 200 человек».
И в моей жизни была одна памятная встреча с Михаилом Плоткиным, который в 1994 году устроил в одном из ресторанов Москвы прощальный ужин перед своим отъездом в Америку.
Наша справка. Михаил Владимирович Плоткин (чаще Миша Плоткин; 20 апреля 1944 г., Москва, СССР – 1 мая 2021 г., Москва, Россия) – советский/российский музыкальный администратор, продюсер. Администратор вокально-инструментальных ансамблей (ВИА) «Весёлые ребята», «Самоцветы», «Лейся, песня» (также сооснователь), основатель и художественный руководитель ВИА «Надежда». Летом 1969 года Плоткин организовал по Тюменской области тур цирковой труппы, в которой познакомились цирковой артист Миколас Орбакас и его будущая жена певица Алла Пугачёва, выступавшая в качестве аккомпаниатора-тапёра. Там же Пугачёва исполняла несколько собственных песен под рояль, а если не было, то и под аккордеон. В той же программе работал артист цыганского театра «Ромэн» Николай Сличенко.
В 1994 году Плоткин вместе с матерью и больным братом Львом эмигрировал в США, где занимался организацией концертов российских артистов – эмигрантов и гастролирующих. Он организовал американские гастроли Ирины Аллегровой, Ефима Шифрина, юбилейный тур Эмиля Горовца, шоу Аллегровой-Шуфутинского-Шифрина в Town Hall в Манхэттене. После смерти брата (хвалёная американская медицина оказалась бессильной) Миша Плоткин с матерью возвратились в Россию.
Вернёмся в 1994 год. 50-летний Плоткин организовал выступления артистов эстрады, даже сам станцевал; вместе со своим давнишним другом Махмудом Эсамбаевым Миша, надев подаренную им папаху, исполнили песню на еврейском языке. Получилось 
неплохо. Но всё равно было грустно… Помещаю здесь фотографии, сделанные мною тогда, много лет назад.
Был у Махмуда и любимый младший брат (на целых 13 лет моложе его!), – так он называл певца Иосифа Кобзона.
Иосиф Давыдович рассказывает: «Я пришёл к нему на концерте за кулисы. Был 1962 год. Он посмотрел на меня: «А я тебя знаю, ты – певец, я тебя по телевизору видел». А меня к тому моменту два раза в «Голубых огоньках» показали. «Значит, не такой ты дурак, раз на балет пришёл». Я часто приезжал на гастроли в Грозный, и всегда меня встречал Махмуд. Мы обязательно шли на рынок. Впереди – Эсамбаев и я, а за нами толпа, человек 200-300. В Чечне Махмуда боготворили. «Иосик, ты обязательно должен попробовать наши лепешки!» – говорил Эсамбаев. «Хорошо, Мамудо!» И подходили ко всем. «Почём твои лепешки?» – спросил Махмуд у молодой чеченки. У той аж ноги от таких покупателей подкосились. «Угощайтесь, всё бесплатно!» Эсамбаев долго выяснял цену. «Пятьдесят копеек», – наконец сдалась она.
«Что тут началось!» – вспоминал Кобзон. «Да как ты можешь! Да как тебе не стыдно! – возмутился Махмуд. – Надо же землю вспахать, зерно посеять, урожай собрать, муку намолоть, лепешку сделать, а ты – пятьдесят копеек?» И давай её ругать по-чеченски. «На двадцать пять рублей, иди домой, накорми детей». Помню, как они со своим дядей наперебой приглашали меня в гости. А дядя у него, Ваха Татаев, был министром культуры Чечни. И вот я, на правах гостя, пригласил их к себе. Дядя тост говорит, а Махмуд нахмурившись сидит. «Встань, я же твой дядя!» – не унимается Ваха Ахметович. Тот сидит. «К тому же я министр культуры!». «Ты – мой министр культуры. У тебя вся культура – Махмуд Эсамбаев». И это была правда».
Итак, после зарубежных гастролей Эсамбаев создаёт свой коллектив – первый в СССР сольный ансамбль танцевальной программы «Танцы народов мира» – монотеатр танцевальных миниатюр. Он исполнил огромное количество самых разнообразных танцев: «Чабан» (чечено-ингушский, узбекский), «Воин» (башкирский), «Золотой бог» (индийский), ритуальный «Танец огня» на музыку М. де Фальи, «Ла-коррида» (испанский), «Танец с ножами» и «Воинственный» (таджикские), «Охотник и орёл» (монгольский), «Павлин» (перуанский), «Свободу Африке» (африканский), «Бамбука» (колумбийский), «Негритянский танец», танцевальные сценки «Еврейский портняжка», «Автомат», танцевальная новелла «Аве Мария» на музыку Ф. Шуберта и др. С не меньшим успехом Махмуд исполнял главные балетные партии в «Спящей красавице», «Лебедином озере», «Бахчисарайском фонтане».
Его огненный испанский танец запечатлел на своей картине знаменитый художник Пабло Пикассо.
Существует легенда. Это было давным-давно, но седые горы помнят эту историю. В тех краях царила кровная месть. И вот однажды на охоте один охотник случайно застрелил другого. Сыну убийцы пришлось покинуть родные места. Долго бродил он по свету и понял одно: лучше смерть, чем жизнь на чужбине. «Убейте меня, но пусть я умру на своей земле», – сказал бродяга, вернувшись домой.
«Легендой» назывался этот танец. И был он о ней – о любимой Чечено-Ингушетии. В любой точке мира он начинал свое выступление только с него. «На сцене – Махмуд Эсамбаев», – объявлял ведущий. И зал замирал. Бой барабанов. Занавес. Красавец горец в чёрной бурке выбегает на сцену и застывает, поражённый великолепием родных просторов. Его выхватывает сноп света, и сзади, на экране, появляется тень великого Махмуда. Она растёт и будто нависает над залом. Зрители не смеют шелохнуться…
Огромные глаза, орлиный нос, чётко очерченный рот. «Вот так грим может сделать из урода красавца», – подшучивал Махмуд над собой.
Всего за годы своей танцевальной карьеры он исполнил огромное количество балетных партий, танцев, хореографических миниатюр.
С 1961 года М.А. Эсамбаев стал сниматься в кино. С 1989-го – он организатор и президент Международного союза деятелей эстрадного искусства, академик Международной академии танца. При его активной поддержке в Грозном были построены новые здания драматического театра и цирка.
Со стороны жизнь Махмуда Эсамбаева может показаться сказкой: танцы, слава, куча денег, поклонники. А он только об одном мечтал: наесться досыта. Просыпался среди ночи, а во рту – рука, как медведь, лапу во сне сосал. «Кушать хочешь? А вот фиг тебе!», – рассказывал он друзьям.
У него была очень тонкая талия – 47 сантиметров (у актрисы Людмилы Гурченко в фильме «Карнавальная ночь» – 46 см), идеальная фигура, прямая спина. И всю жизнь на 10-сантиметровых каблуках проходил, чтобы не распускаться. О его застольях ходили легенды. После концертов к нему в номер всегда приходили друзья. С ним ездил повар – он и готовил. А Махмуд лишь бульон иногда попивал. Застолье обычно продолжалось до утра. И Махмуд все время травил байки. «Эх, Мамудо, если бы я мог так петь, как ты говоришь!», – как-то подколол его Иосиф Кобзон. «Мальчик, если бы я мог так танцевать, как говорить!», – парировал «старший брат».
Махмуд Эсамбаев классического балетного образования так и не получил, по этому поводу он остроумно и гордо шутил: «Я закончил балетно-пехотное училище» и ещё: «Как шило из мешка вылезает, так и я из своего народа выскочил. Оказался у меня талант».
Махмуда Эсамбаева справедливо называли «Лучший танцор XX века». Его абсолютную профессиональную гениальность танцора подтверждала прима-балерина Большого театра Галина Уланова. Он дружил с Майей Плисецкой и Луи Армстронгом, обожал Клавдию Шульженко и цыганские песни. В гости к Махмуду и Нине 
Эсамбаевым часто приходили гости, в том числе Эдита Пьеха с Александром Броневицким, Юрий Григорович, Иосиф Кобзон, Бари Алибасов, Михаил Гулько и многие другие.
Папаха была неизменный атрибут его образа (вне сценического образа он публично никогда не снимал её); он также был единственным человеком в стране, которому разрешили сфотографироваться на паспорт в головном уборе. В своей папахе он с достоинством появлялся на разных официальных мероприятиях и даже на съездах. Обескураживающе улыбаясь, Махмуд отшучивался: «Она у меня к башке прибита».
Гордая осанка, уникальная моторная память тела и танец… Танец, как дыхание, вне легких, – когда артист дышит каждым движением. Таким я увидел в детстве «Золотого бога» эстрады и балета, «чародея танца» и гениального чеченца Махмуда Алисултановича Эсамбаева. Именно таким, величественным и чарующе простым, запомнили его миллионы почитателей по всему миру. Его любил народ…
Потому что он был просто Махмудом Эсамбаевым. Сегодня ему исполнилось бы 99 лет!
Народный артист СССР, Герой Социалистического Труда Махмуд Алисултанович Эсамбаев имел десятки почетнейших званий и регалий, он награждён орденом Отечественной войны II степени, тремя орденами Трудового Красного знамени, орденами Дружбы и «За заслуги перед Отечеством» III степени и другими. Удостоен международных, всесоюзных и всероссийских премий; он – лауреат различных международных конкурсов. Избирался депутатом Верховных Советов Чечено-Ингушской АССР, РСФСР и СССР.
19 октября 2007 года в пансионате «Лесной городок» в Одинцовском районе Московской области был торжественно открыт первый в России памятник М.А. Эсамбаеву татарского скульптора Рима Акчурина. В 2009 году бронзовую фигуру Эсамбаева окружили восемь рельефов с изображениями самых ярких образов, созданных им за творческую жизнь.
17 июля 2008 года состоялось торжественное открытие памятника танцору в Грозном, приуроченное к 84-й годовщине со дня его рождения. Памятник установлен у здания Республиканского центра культуры и искусств. Скульптуру изготовил житель села Бено-Юрт А. Тимерханов, который преподнесёт её в подарок министерству культуры Чеченской Республики. Впоследствие памятник был перенесён в родное село Эсамбаева Старые Атаги и установлен перед сельским домом культуры.
В честь Эсамбаева назван астероид (4195) Эсамбаев, открытый 19 сентября 1982 года советским астрономом Людмилой Черных.
В 2011 году издательством «Молодая гвардия» в серии «Жизнь замечательных людей» выпущена книга А.Н. Мусаева «Махмуд Эсамбаев».
Имя Эсамбаева навечно занесено на плиту в галерее «Звёзды эстрады Российской Федерации» в Москве перед Государственным концертным залом «Россия».
Существует Всемирный благотворительный фонд имени Махмуда Эсамбаева.
Земная жизнь Махмуда Алисултановича Эсамбаева завершилась 7 января 2000 года в Москве. По словам родственников, он смог бы прожить дольше, но – проклятая онкология… Похоронили Махмуда Эсамбаева на Даниловском мусульманском кладбище. Да, он был достоянием мира, но он был сыном своего народа. И так ли уж важно, где – на престижном Новодевичьем или обычном Даниловском – он теперь лежит? Такова была воля Аллаха и воля Махмуда – быть похороненным по мусульманской традиции.
Любимая жена и спутница всей жизни Махмуда Эсамбаева Нина Аркадьевна пережила супруга всего на два года.
Светлая память Вам, уважаемый и любимый Махмуд Алисултанович!
В публикации использованы материалы российских журналистов, фотографии автора статьи и профессиональных фотожурналистов СССР и России.
Лев Рудский (WRN)