ИЗ ИСТОРИИ СОВЕТСКИХ СПЕЦСЛУЖБ
Зачем Сталин отправил советских разведчиков в Японию сразу же после ядерной бомбардировки американцами?
Руководители СССР, США, Великобритании на Потсдамской конференции.
Потсдамская (Берлинская конференция) проходила с 17 июля по 2 августа 1945 года в непосредственной близости от Берлина, разрушенной столицы поверженной Германии, в городе Потсдаме во дворце Цецилиенхоф. 
Это была третья и последняя официальная встреча лидеров «большой тройки» – трёх крупнейших держав антигитлеровской коалиции во Второй мировой войне. В конференции участвовали председатель Совета народных комиссаров СССР и председатель Государственного комитета обороны СССР И.В. Сталин, президент США Г. Трумэн, премьер-министры Великобритании У. Черчилль (до 25 июля) и К. Эттли (с 28 июля).
Монета Банка РФ, посвящённая Потсдамской конференции.
Потсдамская конференция состоялась после победы над гитлеровской Германией и в преддверии вступления Советского Союза в войну с Японией для выработки послевоенной программы мира и безопасности в Европе и мире в целом.
Трумэн во время беседы со Сталиным как бы вскользь бросил фразу, что его страна Америка теперь обладает оружием невероятной разрушающей силы. На что глава СССР якобы предложил незамедлительно проверить его в действии – на Японии. В действительности же это было облыжно-ложным утверждением Трумэна, лживо написавшего так в своих мемуарах. На самом же деле Сталин, обладающий большой выдержкой, в ответ просто кивнул (и тому есть подтверждения множества свидетелей), мол, принял к сведению. Вскоре после конференции американцы сбросили бомбу на Хиросиму, а спустя три дня – на Нагасаки.
Таким образом, атомные бомбардировки Хиросимы и Нагасаки (6 и 9 августа 1945 года) – два исключительных в истории человечества случая боевого применения ядерного оружия. Осуществлены Вооружёнными силами США на завершающем этапе Второй мировой войны против мирного населения городов Японии.
Ранним утром 6 августа 1945 года американский бомбардировщик B-29 «Enola Gay», названный в честь матери командира экипажа, полковника Пола Тиббетса (ах, какой сердечно-заботливый «сыночек»), сбросил на японский город Хиросиму атомную бомбу «Little Boy» («Малыш»), эквивалентную по мощности 13-18 килотоннам тротила.
Стрела на месте падения бомбы в Нагасаки (Япония).
Взрыватель 4-тонного боеприпаса сработал спустя 43 секунды у моста Айой в 600 метрах от Госпиталя Сима, где находились врачи, лечащие тяжелобольных детей (ничего не напоминает события, происходящие спустя 77 лет на другом конце планеты?!). Три дня спустя, 9 августа 1945 года, атомная плутониевая бомба «Fat Man» («Толстяк»), эквивалентная от 19 до 21 килотонне тротила, была сброшена на город Нагасаки пилотом Чарльзом Суини, командиром бомбардировщика B-29 «Bockscar». В результате взрыва
мгновенно погибли 80 тысяч человек, к концу 1945 года общее число погибших от онкологических заболеваний и лучевой болезни составило от 90 до 166 тысяч человек в Хиросиме и от 60 до 80 тысяч человек – в Нагасаки. Цифры, понятное дело, неточные и явно заниженные.
Шок от атомной бомбардировки Хиросимы Вооружёнными силами США 6 августа оказал глубокое воздействие на премьер-министра Японии Кантаро Судзуки и на министра иностранных дел Японии Того Сигэнори, которые склонились к тому, что японское правительство должно прекратить войну.
14 августа 1945 года японский император Хирохито поддержал рескрипт о подписании Японией безоговорочной капитуляции. 15 августа 1945 года Япония объявила о своей капитуляции. Акт о капитуляции, формально закончивший Вторую мировую войну, был подписан 2 сентября 1945 года.
Роль атомных бомбардировок в капитуляции Японии и этическая оправданность самих бомбардировок до сих пор вызывают острые споры.
После бесчеловечной атаки, приведшей к гибели во время взрывов и в течение полугода после бомбардировок более 320 тысяч мирных жителей (никто не может сказать, сколько точно погибло людей), на руины японских городов прибыли разведчики ГРУ (Государственного разведывательного управления) Генерального штаба СССР – первые иностранцы, побывавшие на месте трагедии, которые увидели и смогли оценить последствия ядерных взрывов.
А что оставалось делать Сталину после ехидной фразы американского президента? Ведь фактически у Советского Союза не было оснований для препятствования бомбардировке: Соединённые Штаты всё ещё оставались союзником, а Япония – наоборот, врагом. Советская правящая верхушка после бомбёжки пребывала в шоке. И это логично, ведь уничтожение японских городов было и актом устрашения для СССР. Вот почему Сталину нужна была максимально подробная информация об оружии и последствиях его применения, что называется, из первых рук.
Для получения достоверных сведений в Японию и были направлены разведчики ГРУ, работавшие под прикрытием посольских должностей, – Герман Сергеев и Михаил Иванов. Дипломатами М. Иванова и Г. Сергеева, конечно, можно называть весьма условно. Хотя Михаил Иванов числился секретарем консульского отдела, а Герман Сергеев – его помощником. О первом разведчике сохранилось чрезвычайно мало информации. Вероятно, что даже его фамилия была вымышленной. Иванов поехал в Японию как номинальная фигура – секретарь, но в действительности именно он держал связь с местной резидентурой, с агентами-нелегалами, в том числе с группой «Рамзай», которую до своей гибели возглавлял Рихард Зорге.
ЧЕМОДАН, НАБИТЫЙ БУЛЫЖНИКАМИ, и «CТАКАН ИВАНОВА»
По приезде в Хиросиму агенты увидели сюрреалистическую серо-жёлтую картину: разбросанные паровозы, вывернутые рельсы, превратившийся в руины город с силуэтами людей на стенах зданий – печально известные «тени Хиросимы». Воронки не было, что подтвердило правдивость утверждения американцев о применении бомбы принципиально нового типа. Сергеев и Иванов собрали образцы грунта, камни, находившиеся в эпицентре. Взяли и образцы биологического материала – несколько фрагментов тел погибших. В эпицентрах взрывов и на расстоянии километра от этой точки все здания были разрушены, а земля оплавлена. Сожжённая пустыня – да и только. Михаил Иванов и Герман Сергеев побывали в Хиросиме 16-го, а в Нагасаки – 17 августа 1945 года. Американские специалисты прибыли в Хиросиму на несколько дней позже, что очень раздосадовало их кураторов.
Из воспоминаний советского разведчика Михаила Иванова (на фото справа: таким он был в молодости) после посещения Хиросимы: «Кругом царил невообразимый хаос. Казалось, какой-то великан перевернул здесь всё вверх дном: опрокинутые остовы вагонов, обгоревшие паровозы, вывороченные из земли шпалы и скрученные рельсы, искорёженные мостовые фермы. Всё было окрашено в ядовитые оранжево-красные тона железной окалины. Везде лежали искалеченные тела. Выжившие люди разыскивали останки своих родственников и пытались строить себе убежища из обломков. Мы собирали всё, что требовалось среди пепла, руин, обугленных трупов. От людей, ещё сутки назад пребывавших в здравии, остался только след на камне… Мы переворачивали обугленные тела, разгребали пепел и оплавленные камни странного цвета и с неприятным запахом, который вызывал тошноту. Никто тогда и не подозревал, что делать это категорически нельзя. Но у нас было задание. Страшно вспоминать, но мы взяли с собой наполовину обугленную голову с плечом и рукой, а также пробы грунта, образцы обломков. Всё это сложили в один большой чемодан. В Токио мы возвратились усталые и потрясённые увиденным».
Говорит старший научный сотрудник Института востоковедения РАН Алексей Кириченко, хорошо знавший Михаила Иванова: «СССР тогда не обладал ядерным оружием, и перед разведчиками поставили задачу: оценить масштаб разрушений, нанесённых бомбой.
Мемориал «Купол атомного взрыва» в Хиросиме (Япония).
О воздействии радиации они даже представления не имели, поэтому никаких защитных мер не приняли – поехали в обычных костюмах. Они появились там через десять дней после бомбардировки – 16 августа 1945 года. И стали первыми иностранцами, увидевшими своими глазами последствия взрыва. Американские эксперты появились там позже – только 20 августа».
Чемоданы с «дипломатической почтой» отправили в Москву. Туда же вскоре прибыл и Михаил Иванов для того, чтобы на самом высшем уровне доложить об увиденном. О том, какое значение придавалось его миссии, говорит тот факт, что разведчика немедленно доставили на личную аудиенцию к Сталину и ответственному за атомный проект СССР Лаврентию Берия. Иванов доложил им о результатах рекогносцировки и подробно описал увиденные ужасные картины. Правда, до сих пор неизвестно, где находится его отчёт. Берия, несмотря на предъявленные доказательства и подробные описания, Иванову не поверил, обвинив разведчика в паникёрстве. От участи «врага народа» его спас начальник Генштаба Алексей Антонов. Дальновидный Сталин, сдержанно выслушавший доклад, тут же отдал распоряжение укорить разработку советского ядерного проекта.
М. Иванова не расстреляли, но и не наградили, а велели возвращаться в Японию. Однако командировка в «атомные города» вскоре дала о себе знать. И у М. Иванова и у Г. Сергеева началась лучевая болезнь. Жизнь разведчику Иванову спасли многократные переливания крови. Хотя сам Михаил Иванович был твёрдо убеждён в том, что его выручила бутылка японского виски марки «Сантори», которую он выпил в поезде по дороге из Токио в Хиросиму. А вот погибший Сергеев не пил. Вполне возможно, алкоголь ускорил процесс выведения из организма радиоактивных веществ. Впрочем, может быть, и другое. Сергеев попросту «схватил» бóльшую дозу, поскольку лично собирал оплавленные камни и рылся в пыли и пепле, насквозь пропитанных радиоактивностью. А может, организм у Иванова оказался покрепче, благодаря папе с мамой, генам. Таким образом, Герман Сергеев стал первой неяпонской жертвой американских атомных бомбардировок.
Заметим, что М.И. Иванов своей поездкой в Хиросиму опередил Барака Обаму на 71 год. Этому визиту приписывается статус исторического (?!). Так вот 27 мая 2016 года Барак Обама стал первым действующим президентом США, который посетил японский город после его ядерной бомбардировки американской авиацией в 1945 году. Однако у Барака Хусейновича не хватило ни смелости, ни простого человеческого сочувствия (о чём говорить – американцы всегда правы!), чтобы принести Японии официальные извинения за преступный приказ тогдашнего президента Трумэна бомбить и уничтожить ядерным оружием мирных жителей Хиросимы и Нагасаки.
Врачи-радиологи, которые тогда уже появились, исследовали влияние приёма алкоголя на сопротивляемость организма к воздействию радиации. Прямой и безусловной зависимости найдено не было. Но всё же выдали не совсем официальную рекомендацию по защите от радиации: всем, кто по долгу службы связан с обслуживанием объектов, излучающих радиацию, принимать алкоголь в умеренных количествах. Морякам, служившим на атомных подводных лодках, в обязательном порядке стали выдавать по стакану коньяка, потом вина, который тут же назвали «Стаканом Иванова» в память о рисковавшем жизнью первооткрывателе этого правила. Замполиты предварительно уже рассказали экипажам о подвиге разведчика Михаила Иванова. Советский народ, уходом врачей не особо избалованный, лечил все болезни, начиная от простуды и кончая триппером, природными средствами, радостно воспринял благую весть о целебном воздействии спирта на организм. Весть эта просочилась даже в песню А. Галича строчкой о том, что «Столичная» очень хороша от стронция.
От рака, развившегося вследствие полученной дозы радиации, скончался и генерал Кузьма Деревянко, принявший капитуляцию Японии от имени СССР. С конца 1945-го по 1951 год он работал в Хиросиме и Нагасаки. Деревянко составил детальное описание последствий ядерного взрыва и сделал множество фотографий.
Небольшое отступление. Говорят, что «Стакан Иванова» до сих пор наливают на ядерных объектах. Однако врач-онколог ФГБУ «Российский онкологический научный центр имени Н.Н. Блохина» Георгий Тимохин сомневается: «Один случай ничего не подтверждает. Американские учёные в течение долгого времени изучали вопрос воздействия радиации на человека и методов его защиты. Но никаких научных подтверждений тому, что виски или другие спиртные напитки защищают организм от радиации, найдено не было. Тем не менее вскоре после случая с Михаилом Ивановым на атомных объектах СССР ввели правило, согласно которому сотрудники обязательно должны были употреблять алкоголь. В умеренных дозах, конечно. На атомных подлодках проводили исследование, в результате которого выяснилось, что моряки, употреблявшие алкоголь («Стакан Иванова»), получали меньшую долю радиации. Но, как оказалось впоследствии, подводников, которые «принимали», просто не допускали близко к реактору, поэтому они получали меньшую дозу облучения».
Более 20 лет назад в редакции, где я был главным редактором, у нас работал бывший капитан Советской армии, участвовавший в тушении пожара на Чернобыльской АЭС Константин Константинович (прошу прощения, забыл его фамилию), который сказал мне, что для вывода стронция из организма хорошо помогает регулярное потребление красного вина. Я с ним тогда не спорил, а сегодня уже не с кем. Так что «Стакан Иванова» – как хотите, но действенное средство. Тем более у нашего, весьма изобретательного и смелого народа!
Ну, а лечиться Михаилу Иванову пришлось позже. В конце августа 1945 года он с… коллегами захватил главную японскую военно-морскую базу Йокосука. Американцы очень хотели первыми (а то как же!) занять этот важнейший объект, но когда десант морских пехотинцев флота США высадился на берегу, он обнаружил в Йокосуке русских – Иванова и его людей! Скандал получился страшный: союзники обвинили нашу страну в стремлении завладеть всеми японскими морскими секретами единолично. Но потом им пришлось смириться. Главнокомандующий Тихоокеанским флотом США Честер Уильям Нимитц даже сделал широкий жест: подарил Иванову новенький «шевроле». А командование присвоило «взявшему» военно-морскую базу Японии разведчику Иванову звание капитана первого ранга!
Выкарабкавшийся из лап смерти Михаил Иванов ушёл после лечения в двухнедельный отпуск. После чего отбыл в Турцию продолжать деятельность разведчика под прикрытием. Он работал там в качестве легального сотрудника посольства, а фактически руководил разведсетью в этой стране. Во время войны Египта с Израилем в зоне Суэцкого канала Иванов сумел достать и отправить в Москву израильские карты боевых действий и сведения о готовящемся свержении союзного сирийского правительства. Для того чтобы добыть столь ценную информацию, ему пришлось даже «обаять» любовницу премьер-министра Турции, которая и помогла выкрасть секретные документы. Иванов успешно действовал бы там и дальше, но его выдал… Хрущев! Эмоционально-бесшабашный Никита Сергеевич на весь мир заявил, что благодаря «моим ребятам на Босфоре» ему известны все происки американских спецслужб. В результате Турция объявила Иванова персоной «нон грата».
В 1960 годах Михаил Иванов вновь работал в Японии, курируя деятельность военной разведки в этой стране. Именно тогда произошёл один случай, благодаря которому великому советскому разведчику Рихарду Густавовичу Зорге (нем. Richard Sorge, агентурные псевдонимы «Рамзай», «Инсон», «Зонтер»; родился 4 октября 1895 года, в Сабунчи (Бакинский уезд, Бакинская губерния, Российская империя) – казнён 7 ноября 1944 года, в Токио, Японская империя) – немецкий журналист, дипломат, советский разведчик нелегальной резидентуры времён Второй мировой войны, резидент советской разведки в Японии (1933-1941 гг.), была оказана достойная посмертная слава. И это во многом стало заслугой Михаила Иванова. В мае 1962 года Японию с официальным визитом посетил первый космонавт планеты Земля Юрий Гагарин. М.И. Иванов сопровождал его в этой поездке, что вполне соответствовало его тогдашнему рангу дипломата. Гагарин пользовался в Стране восходящего солнца огромной популярностью, череда встреч следовала одна за другой. Как-то японские журналисты спросили у необычного гостя: «Почему вы забыли о своем знаменитом разведчике Рихарде Зорге, казнённом японскими империалистами в тюрьме Сугамо во время Второй мировой войны?». Гагарин удивился: 
«Какой Зорге?». Михаил Иванов быстро перевёл тему разговора в более нейтральное русло, а потом в личной беседе рассказал Юрию Алексеевичу о жизни и подвиге разведчика. Гагарин, человек молодой и непосредственный, попросил сотрудников посольства заказать венок с надписью «Первому разведчику Рихарду Зорге – от первого космонавта Ю.А. Гагарина» и пожелал возложить этот венок лично на могиле Зорге на токийском кладбище Тама. Осторожные дипломаты были против таких поспешных действий и отговаривали космонавта от подобного нарушения уже согласованного протокола. Космонавт вспылил, обозвал всех, включая самого посла, трусами и пообещал лично рассказать обо всем тогдашнему лидеру страны Н.С. Хрущеву. И рассказал.
Как известно, Советский Союз в течение 20 лет не признавал Зорге своим агентом. Увидев фильм Ива Чампи «Кто вы, доктор Зорге?», Н.С. Хрущёв был буквально поражён увиденным. Узнав от руководителей советских спецслужб, присутствовавших на кинопоказе, о том, что Рихард Зорге не вымышленный персонаж, а вполне реальный человек, Хрущёв приказал подготовить ему все материалы по этому делу. В Главном разведывательном управлении Генштаба (ГРУ) СССР была создана комиссия под руководством генерал-майора А.Ф. Косицына для изучения материалов по делу Зорге. В материалы этой комиссии вошли, помимо архивных документов, справки и воспоминания людей, знавших и работавших с Зорге. 4 сентября 1964 года газета «Правда» опубликовала статью о Рихарде Зорге. В ней он описывался как герой, первым получивший достоверную информацию о подготовке немецкого вторжения в Советский Союз. После этого он много раз предупреждал Сталина о грядущей катастрофе, нависшей над СССР. Однако Сталин не обратил внимания на этот и на другие подобные донесения. Итак, после просмотра фильма, статьи в «Правде» и обращения Юрия Гагарина вышел Указ о присвоении Рихарду Зорге звания Героя Советского Союза (посмертно). Так, хотя и запоздало был признан подвиг одного из самых знаменитых разведчиков страны, ради которой Рихард Зорге отдал свою жизнь. И это в немалой степени произошло благодаря дипломату (разведчику) Михаилу Иванову и первому космонавту Земли Юрию Гагарину.
Последней зарубежной командировкой для ветерана ГРУ М.И. Иванова стал Китай. Там он работал в 1970-е годы уже при Л.И. Брежневе. Потом Михаил Иванович в звании генерал-майора преподавал в Военно-дипломатической академии, делился своим богатейшим опытом с молодежью. Он защитил кандидатскую, а затем и докторскую диссертации на «японские» темы, стал профессором. В 1978 году в издательстве «Наука» вышла его книга «Япония в годы войны». Кстати, тот первый отчёт, который был послан М. Ивановым в Москву вместе с образцами атомной бомбёжки, непостижимым образом исчез. Можно предположить, что когда опасность радиационного облучения стала широко известной, то и чемодан с артефактами, и отчёт были безжалостно уничтожены. Они ведь, наверное, ужасно «фонили».
Краткие биографические сведения о нашем герое. Подробности жизненного пути Михаила Ивановича Иванова неизвестны до сих пор. В справочниках и словарях он значится как уроженец Владимирской губернии или даже города Владимира. Высказывались предположения, что Иванов не настоящая его фамилия. О детстве и юности будущего кадрового разведчика имеются лишь скудные сведения. Но всё-таки. М.И. Иванов родился 19 ноября 1912 года во Владимирской губернии Российской империи, вырос в рабочей семье – скончался 14 марта 2014 года (на 102 году жизни) – в Москве (Россия). В 1932 году после окончания средней школы призван в армию и служил в учебном батальоне связи во Владимире, затем поступил в Ленинградскую военную школу связи имени Ленсовета, которую окончил в 1934 году. До 1936 года занимал должности командира взвода, роты 2-го полка связи ЛенВО. Став кадровым военным связистом, в 1936 году отправился в свою первую командировку в Испанию, где в составе одной из интернациональных бригад принимал участие в боевых действиях, в 1937 году награждён орденом Красного знамени. В боях с франкистами Иванов был контужен.
Затем учился в Военной академии имени М.В. Фрунзе (кстати, образование там давалось отменное, в частности, Иванов отлично знал пять иностранных языков), после окончания которой в 1940-м его зачислили в 5-е управление РККА – в состав военной разведки. Должность Иванова именовалась весьма прозаично: старший помощник начальника 1-го отделения 3‑го отдела Разведуправления Генерального штаба РККА. Ещё до отправки на Дальний Восток Иванов, оказавшийся во главе «японского» отдела отечественной разведки, был срочно вызван к начальнику Разведуправления генералу Ивану Проскурову. Накануне поступило очередное донесение Рихарда Зорге о союзе Германии, Италии и Японии и об их планах нападения на Советский Союз, о чём срочно требовалось доложить Сталину.
Диалог Проскурова и Иванова получился такой: «Скажите, капитан Иванов, а вы лично верите Зорге?». «Да, верю!». «А почему?». «Я верю Зорге потому, что он информирует нас о событиях заранее, и все его наиболее значительные информации были впоследствии подтверждены жизнью. А это в деятельности разведчика самое главное».
Несмотря на ручательство Проскурова и Иванова, Сталин тогда не поверил Зорге. Потом выяснилось, что именно Зорге первым сообщил точную дату нападения гитлеровской Германии. Вскоре «крайним» сделали Проскурова: его сняли с должности и расстреляли как «шпиона». Опасность стать «врагом народа» (дважды!) грозила и самому Иванову. Но обошлось…
А всесильный вождь, со временем поверив наконец «разведчику № 1», как-то сказал про Зорге, что тот один стоит целого армейского корпуса.
Когда Иванов ещё служил в Москве, он лично переправлял письма Зорге его жене педагогу Екатерине Александровне Максимовой, с которой Рихард вступил в брак в 1933 году. Позже Михаил Иванович вспоминал, как неловко было ему переводить написанные по-немецки личные послания легендарного разведчика самоотверженно ждавшей его удивительной женщине. Судьба Максимовой была трагичной. В сентябре 1942 года её арестовали по доносу одной из дальних родственниц. Вскоре жена Зорге погибла в лагере.
В советском посольстве в Токио капитан Михаил Иванов занял неприметный пост секретаря консульского отдела. А настоящей его работой являлись шифровка информации, закладка тайников, вербовка агентуры и, самое главное, связь с нелегальной группой «Рамзай», во главе которой стоял Рихард Зорге. Именно этот разведчик передавал 31 мая 1941 года, а потом и 17 июня, что 9 армий и 150 немецких дивизий совершат нападение на Советский Союз и перейдут границу 22 июня. Тогда Сталин не поверил немцу по отцу и русскому по матери Р.Г. Зорге. Не поверил он и Иванову. Поверил им лишь позже, когда Зорге через Иванова сообщил, что Япония в 1941-м не нападёт на СССР. Это позволило перебросить сибирские и дальневосточные дивизии для защиты Москвы.
В служебной командировке в Японии М.И. Иванов пробыл с 1941 по 1946 гг. В качестве вице-консула посольства он продолжил свою нелегкую миссию там и после ареста Зорге. Его даже называли «дублером Зорге». Кстати, Иванов был убеждён, что даже в ноябре 1944 года существовал реальный шанс спасти выдающегося разведчика. Японцы почти открытым текстом давали понять, что в обмен на некоторые «любезности» готовы сделать ответный шаг – подразумевалось, что это будет помилование приговоренного к смерти Зорге. Но «вождь всех народов», под впечатлением побед на фронтах ни на какие «реверансы» по отношению к «милитаристской Японии» не пошёл. И Зорге был казнен 7 ноября 1944 года.
А позже в 1953-1958 гг. – Иванов был командирован в Турцию. 1958-1960 гг. он – руководитель 3-го направления 4-го управления ГУ Генштаба; в 1960-1961 гг. – заместитель начальника кафедры Военно-дипломатической академии; в 1961-1963 гг. – вновь служебная командировка в Японию. 1964-1968 гг. – начальник кафедры Военно-дипломатической академии. 1969-1973 гг. – руководитель загранаппарата в Китае. После увольнения в 1974 году из рядов Вооружённых Сил СССР Михаил Иванович Иванов (на фото справа: в последние годы жизни) принимал активное участие в военно-патриотическом воспитании молодёжи, являлся одним из инициаторов создания музея Рихарда Зорге в московской школе № 141. Награждён двумя орденами Красного знамени, орденами Красной звезды, Отечественной войны 1 степени, Знак Почёта, многими медалями.
ВОЗВРАЩЕНИЕ АЛЕКСАНДРА ВЕРТИНСКОГО
Мало кто знает, что Разведывательное управление Красной армии помогло певцу Александру Вертинскому вернуться в Москву после 20-летней эмиграции. Весной 1942 года представитель советского посольства (он же – офицер ГРУ) Михаил Иванов приехал из Токио в Шанхай. Ему предстояло провести приём посетителей, ходатайствующих о советском гражданстве. Иванов отвечал за паспортные и визовые дела, вёл переписку с советскими гражданами в Японии, Шанхае, Гонконге, поддерживал постоянные контакты с муниципалитетом Токио по вопросам снабжения, проживания, прописки. В его обязанности входили также периодические посещения консульства в Шанхае.
Главная же задача его работы состояла в следующем: через несколько месяцев принять на связь резидентуру Рихарда Зорге, когда такой приказ поступит из Центра. Тем не менее у молодого разведчика было и другое, не менее важное поручение: вернуть на родину Александра Вертинского. Вернее, завершить этот процесс, поскольку начинали работать с артистом его предшественники, офицеры Токийской резидентуры Сергей Будкевич и Виктор Зайцев.
Александр Николаевич Вертинский (9 (21) марта 1889 года, Киев, Российская империя – 21 мая 1957 года, Ленинград, СССР) – российский/советский эстрадный артист, киноактёр, композитор, поэт и певец, кумир эстрады первой половины XX века. Лауреат Сталинской премии 1951 года. Отец советских/российских актрис Марианны и Анастасии Вертинских.
Интересный факт из его биографии. В конце 1914 года, после начала Первой мировой войны, Вертинский добровольно отправляется на фронт санитаром на Тыловом военно-санитарном поезде № 68 (на фото справа), который курсировал между передовой и Москвой, где служил под началом графа Никиты Толстого вплоть до января 1915 года, сделав (согласно данным журнала) в общей сложности 35 тысяч перевязок. Получив лёгкое ранение, Вертинский вернулся в Москву. Впоследствии, 30 сентября 1916 года, он (в числе других санитаров и сестёр милосердия поезда № 68) был награждён серебряной медалью «За усердие» на Станиславской ленте.
И вот в полдень одного из дней приёма посетителей в консульстве СССР в Шанхае на пороге кабинета появились двое – мужчина среднего возраста, в прекрасно сшитом и отглаженном европейском костюме, в сорочке идеальной белизны, всеми манерами и жестами подчёркивающий свою элегантность; впереди него шла молодая, красивая женщина – его жена.
Прежде чем сесть, посетитель спросил: «Как удобнее вас называть и на каком языке будем говорить?». М.И. Иванов поднялся из-за стола, представился: «Я советский консул Иванов. Меня зовут Михаил Иванович». Выдержав паузу, он улыбнулся: «А вы – Вертинский Александр Николаевич, советский гражданин, русский. Давайте говорить по-русски». «Да, конечно», – последовал ответ.
Откровенно говоря, прихода Вертинского Иванов ждал. Знакомство и последующая работа с певцом были одним из пунктов его разведывательного задания. Вертинский не был ни военным, ни государственным деятелем, никогда не проявлял враждебности к Советскому Союзу, а к 1939 году даже оформил советское гражданство, правда, не дававшее ему право на въезд в страну. По небрежности или по каким-либо другим причинам Вертинский вовремя не продлил свой загранвид и вскоре утратил право называться советским гражданином. До войны вопрос о своём въезде в СССР Александр Николаевич не поднимал, тем не менее, начиная с 1938 года, когда певец впервые письменно обратился с просьбой о получении советского гражданства, военные разведчики о нём не забывали. Думается, действовали они не по собственной инициативе, потому что резидентуре в Токио и без Вертинского дел было более чем достаточно.
«С личным делом А.Н. Вертинского, – вспоминал Михаил Иванович, – я познакомился ещё в 1940 году, в период моей стажировки в консульском отделе МИДа в Москве, на Кузнецком мосту. При отъезде в Токио имел ясное представление о субъекте моей будущей работы. Мои руководители Сергей Будкевич и Виктор Зайцев указывали на то, что Вертинский являлся большим моральным авторитетом, своего рода «оплотом» русских эмигрантов в Шанхае и его надо было вырвать из цепких объятий враждебной части эмиграции. Они просили довести дело до логического конца – возвращение Александра Николаевича и его семьи в СССР».
И вот встреча с Вертинским состоялась. Молодого консульского работника подкупило весьма доброжелательное отношение Вертинского. Александр Николаевич сообщил, что у него два вопроса: первый – окончательное оформление в советское гражданство его супруги Лидии Владимировны Циргвава, грузинки по национальности, и второе – поездка в СССР. Да, Вертинский говорил не о возвращении на Родину, а именно о поездке.
Наступила «дипломатическая пауза». Наклонившись к супруге, Вертинский сказал: «Ангел мой, выйди и подожди меня в комнате ожиданий. У меня с консулом Михаилом Ивановичем сугубо мужской разговор». Лидия Владимировна молча поднялась и вышла из кабинета. Поговорить было о чём. В документах Вертинского оказалось много «тёмных пятен». Во всяком случае, он не мог или не хотел объяснить, как в 1918 году оказался в Киеве, где оставались немцы и хозяйничал гетман Скоропадский. А концерты в Ростове, Харькове, Одессе, которые находились в руках белых, дружба с генералом-вешателем Слащёвым, отъезд в эмиграцию. На многие вопросы Вертинский отвечал равнодушно-однообразно: «Так уж случилось…».
М.И. Иванов прекрасно понимал, что ответы на вопросы, на которые он пытался найти с помощью Вертинского, – это не праздное любопытство. Ибо рано или поздно на них придётся ответить ему – офицеру военной разведки, получившему задание помогать артисту в его выборе. И если в посольстве, да и в МИДе в Москве, желали вернуть артиста на Родину, то НКВД мимо «тёмных» сторон жизни певца пройти никак не мог.
Последующие события только подтвердили опасения Михаила Ивановича. Инициативы Вертинского и Иванова из Токио словно встречали в Москве невидимую преграду. Попытка подключить к этому процессу видных композиторов, таких как Дмитрий Шостакович, Тихон Хренников, тоже ничего не дала, хотя Вертинский лично обращался к ним. Так, по сути, безрезультатно, закончился первый приезд Иванова в Шанхай.
Возвратившись в Токио, Иванов окунулся в привычную обстановку. 17 мая в газете «Асахи» появилось скупое сообщение об аресте большой группы иностранных шпионов во главе с немецким журналистом Рихардом Зорге.
«Режим нашего пребывания в стране, – признавался Иванов, – был на редкость суровым. Даже в Токио каждый из нас стоял перед угрозой задержания и ареста. В этой обстановке многие эмигранты ушли в глухую оборону. Пока немцев не разгромили под Сталинградом, не появлялись в генконсульстве и супруги Вертинские».
М.И. Иванов помнил об Александре Николаевиче, неоднократно докладывал о нём в Центр, предлагал пути выхода из создавшейся, по сути, патовой ситуации. Однако, видимо, и Центр решить эту задачу пока не мог. И тогда у Михаила Ивановича созрело решение. Только вот согласится ли с ним Вертинский?
В октябре 1942 года Иванова вновь по консульским делам командировали в Шанхай. На этот раз он задался целью основательно познакомиться с творчеством артиста. Побывал на нескольких его концертах в клубе советских граждан, в китайском ресторане «Маджан», в кругу друзей супруги Александра Николаевича – грузинских эмигрантов в кабаре «Кавказ». Здесь артист исполнял свои наиболее известные и полюбившиеся публике песни: «Маленький креольчик», «Ваши пальцы пахнут ладаном», «Лиловый негр».
Встретившись в очередной раз, Михаил Иванов посоветовал Вертинскому обратиться с личной просьбой о возвращении в Советский Союз непосредственно к председателю Президиума Верховного Совета Николаю Швернику или к министру иностранных дел Вячеславу Молотову. Александр Николаевич прислушался к совету и написал письмо главе МИДа.
«Двадцать лет я живу без Родины, – писал А.Н. Вертинский. – Эмиграция – большое и тяжёлое наказание. Но всякому наказанию есть предел. Даже бессрочную каторгу иногда сокращают за скромное поведение и раскаяние. Жить вдали от Родины теперь, когда она обливается кровью, и быть бессильным ей помочь – самое ужасное. Советские патриоты жертвуют свой упорный труд, свои жизни и свои последние сбережения.
А.Н. Вертинский со своими дочками Марианной и Анастасией.
Я же прошу Вас, Вячеслав Михайлович, позволить мне пожертвовать свои силы, которых у меня ещё достаточно, и, если нужно, свою жизнь моей Родине. Я – артист. Мне 50 лет с лишним. Я ещё вполне владею всеми своими данными, и моё творчество ещё может дать много… Разрешите мне вернуться домой. Я – советский гражданин…».
М.И. Иванов направил письмо артиста с дипломатической почтой в МИД СССР. И 10 апреля 1943 года А.Н. Вертинскому разрешили въезд в Советский Союз с правом проживания в Москве. Это известие было с большой радостью встречено в семье артиста. Однако в среде эмигрантов не всем оно пришлось по душе. Враждебно настроенные радикалы делали всё возможное, чтобы воспрепятствовать отъезду семьи Александра Николаевича. Не вышло. Родина встретила Вертинского радушно, доброжелательно. Ему были предоставлены все условия для сценической деятельности и повседневной жизни.
Через некоторое время после отъезда певца в Советский Союз Михаил Иванов прочёл в газете «Русский голос» обращение А.Н. Вертинского к оставшимся на чужбине эмигрантам – своим соотечественникам.
«У меня просторная светлая квартира в центре Москвы, на улице Горького, – писал Александр Николаевич. – У меня прекрасная мебель, которую я купил на свои заработанные деньги, заработанные не спекуляцией на бирже, а честным трудом актёра высшей квалификации, который оплачивается здесь очень высоко. Никто не мешает нам зарабатывать сколько угодно, но только одним способом – трудом. Я живу со всем комфортом, который может себе позволить человек… У меня растут дети, сейчас они ещё крошки: старшей – 6 лет, младшей – 4 года, но я спокоен за их судьбу. Они не будут «манекенщицами» парижских домов моды, где показывают дорогие модели чужих платьев, а сами ходят в рваных чулках и голодают или продаются хозяевам этих платьев; они не будут, как их называют в Америке, «такси-гёрл», т.е. «девушки-такси», которые ночи напролёт танцуют в барах с любыми мужчинами, купившими на них книжку «билетов» на танцы, наживая чахотку и отравляясь алкоголем. Они не будут содержанками старых банкиров и спекулянтов. Они не будут думать о том, как бы продать себя подороже… Они могут быть докторами, инженерами, юристами, архитекторами, артистами, учителями и даже учёными, – всё зависит от их собственного желания. Повторяю вам: я считаю себя абсолютно счастливым человеком. У меня есть Родина, семья и благородный любимый труд. Чего же мне ещё желать?».
Дипломат, военный разведчик Михаил Иванович Иванов закрыл газету. Задание Центра было выполнено…
Лев Рудский (WRN)