Из старых записных книжек
АТОМНЫЕ СОЛДАТЫ РОДИНЫ или ЧЕСТЬ КАПИТАНА МАРКОВИЧА
Сегодня, 21 марта 2017 года, свой юбилейный, 90-й день рождения, отмечает Младен Живойнович Маркович (на фото слева – он в 1954 году). М.Ж. Маркович – ветеран Второй мировой и Великой Отечественной войн, ветеран Подразделений особого риска, кавалер многих правительственных наград Югославии и Советского Союза, инвалид первой группы.
Но прежде всего, об одном историческом событии, сыгравшем огромную роль в жизни многих людей, живших тогда в Советском Союзе, и, в частности, в жизни офицера Младена Марковича.
14 сентября 1954 года в CCCР, в Оренбургской области, в Южно-Уральском военном округе, на Тоцком полигоне были проведены крупномасштабные войсковые учения с кодовым названием «Снежок», в которых приняло участие более 45 тысяч советских солдат, офицеров и генералов. Учения носили суперсекретный характер, так как в основе их лежал эксперимент – первый в Советском Союзе взрыв на высоте 350 метров 40-килотонной атомной бомбы. Непосредственным участником этого бесчеловечного по своей сути опыта, поставленного на живых людях, был 27-летний старший лейтенант советской армии серб Младен Маркович. Именно ему и его 46 подчинённым, собранных по тюрьмам и специально им же обученных заключённых, был дан приказ: сразу же после ядерного взрыва войти в его эпицентр и замерить уровень радиации.
Я ещё расскажу более подробно об этом уникальном человеке, а пока поговорим о том, что же конкретно случилось в тот злополучный день – 14 сентября 1954 года, и что происходило некоторое время перед этими событиями?! Долгие годы о том, что там тогда произошло, окружала плотная завеса секретности, приоткрыть которую было сродни государственной измене. А было там вот что: в 9 часов 33 минуты над ничего не подозревавшей, безмятежной степью прогремел взрыв одной из самых мощных в мире (по тем временам) ядерных бомб. Следом в наступление – мимо горящих в атомном пожаре лесов, взрывной волной снесённых с лица земли деревень, – ринулись в атаку «восточные» войска на позиции «западных». Самолёты, нанося удар по наземным целям, неоднократно пересекали ножку ядерного гриба. В 10 километрах от эпицентра взрыва в радиоактивной пыли, среди расплавленного песка, держали оборону «западники». Кто-то подсчитал, что снарядов и бомб в тот день было выпущено больше, чем при штурме Берлина – цитадели нацизма, столицы гитлеровской Германии, в последние дни Великой Отечественной войны.
А начиналось всё за несколько месяцев до этого эксперимента или трагедии (кто как считает). «Со всего Советского Союза на маленькую станцию Тоцкое шли воинские эшелоны. Никто из прибывающих – даже командование войсковых частей – понятия не имел, зачем они здесь оказались. Наш эшелон на каждой станции встречали женщины и дети. Вручая нам сметану и яйца, бабы причитали: «Родимые, небось в Китай воевать едете», – вспоминал в своё время председатель Комитета ветеранов Подразделений особого риска России, кавалер ордена Мужества Владимир Яковлевич Бенцианов (он скоропостижно скончался 28 января 2014 года на 79-м году жизни). На XII конференции Комитета ветеранов Подразделений особого риска РФ, состоявшейся 24 апреля 2014 года в Санкт-Петербурге, председателем Комитета избран капитан первого ранга в отставке, участник ликвидации аварии на атомном подводном корабле Александр Сергеевич Евсеев.
За все годы работы Комитета статус граждан из Подразделений особого риска и статус членов семей, потерявших кормильца из числа этих граждан, в Российской Федерации получили более 31 тысячи человек.
Замечу, что впервые войсковые учения с применением ядерного оружия состоялись вовсе не в СССР, а в США, во время испытания Buster Dog 1 ноября 1951 года. Всего в США было проведено восемь учений Desert Rock, из них пять – до Тоцких учений. Правительство Советского Союза, не желая мириться с тем, что в мире создался временный перевес в этой страшной гонке на стороне США, также решили опробовать ядерную бомбу на открытой местности.
После описываемых событий генерал-лейтенант Антон Александрович Осин рассказывал: «Сначала общевойсковые учения с реальным ядерным взрывом планировалось осуществить на ракетном полигоне Капустин Яр, но весной 1954-го провели всестороннюю оценку Тоцкого полигона, и он был признан лучшим по условиям обеспечения безопасности».
Этот полигон, являющийся полигоном сухопутных войск, расположен в Оренбургской области, севернее посёлка – районного центра Тоцкое; местность характерная по рельефу и растительности не только для Южного Урала, но и для ряда районов Европейской части СССР и других стран Европы.
Немного истории. Тоцкое – как крепость – основано в 1736 году. В 1773-м гарнизон крепости присоединился к войскам бунтовщика Емельяна Пугачёва. А ещё в Тоцком несколько лет прожил, находившийся в плену Ярослав Гашек, чешский писатель, автор похождений бравого солдата Швейка.
Однако, справедливости ради, стоит сказать, что испытания ядерного оружия в Советском Союзе начались ещё во время Великой Отечественной войны. Атомный проект страны возглавлял тогда засекреченный учёный Игорь Курчатов. Очень быстро СССР, вслед за США, стал ядерной державой. Летом 1946 года вышло постановление ЦК партии и Совета министров СССР о проектировании и строительстве ряда специализированных институтов. Первое предложение по проведению войсковых учений с применением атомного оружия в Советском Союзе было подписано в 1949 году. За пять лет (1949-1953 гг.) Специальным отделом Генерального штаба Вооружённых сил Советского Союза было разработано более 20 представлений, которые направлялись заместителю председателя Совета министров СССР Николаю Булганину.
В начале 1950-х годов после испытаний ядерного оружия, проведённых армией США в ходе своих войсковых учений, в СССР приняли решение о проведении подобного войскового учения с реальным применением ядерного оружия на территории страны. Аналог атомной бомбы, подрыв которой планировалось осуществить в ходе учения, был создан в 1951 году; предварительно её испытали на Семипалатинском испытательном ядерном полигоне (СИЯП). Он расположен в Казахстане на границе Семипалатинской (ныне Восточно-Казахстанской), Павлодарской и Карагандинской областей, в 130 километрах северо-западнее Семипалатинска, на левом берегу реки Иртыш. Полигон занимает 18500 квадратных километров. На его территории находится ранее закрытый город Курчатов, переименованный в честь советского физика Игоря Курчатова, ранее обозначавшийся как Москва-400, Берег, Семипалатинск-21, станция Конечная. На географических картах это место, как правило, обозначается как «Конечная» (по названию станции) или «Молдары» (село, вошедшее в состав Курчатова).
29 сентября 1953-го постановление Совета министров СССР «О подготовке к действиям в особых условиях» разрешило проводить учения с войсками в условиях реального применения ядерного оружия. Это учение, названное «Прорыв подготовленной тактической обороны противника с применением атомного оружия» и получившее кодовое название «Снежок», предполагалось провести осенью 1954 года.
Руководителем учений был назначен заместитель министра обороны СССР маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Для достижения цели сформировали сводные войсковые части и соединения, представляющие все рода войск из различных регионов страны. В дальнейшем они должны были передать полученный опыт тем, кто не принимал участия в учениях.
В исходных районах размещения войск было вырыто более 380 километров траншей, построено свыше 500 блиндажей и других укрытий. Всем участникам выдали индивидуальные средства защиты.
Своими воспоминаниями делится капитан Николай Пильщиков: «Жителям деревень Богдановка и Федоровка, которые находились в 5-6 километрах от эпицентра взрыва, было предложено временно эвакуироваться за 50 км от места проведения учения. Их организованно вывозили войска, брать с собой разрешалось всё. Весь период учений эвакуированным жителям платили суточные».
Накануне учений офицерам показали совершенно секретный фильм о действии ядерного оружия. Для этого был построен специальный кинопавильон, в который пропускали согласно списка и по удостоверению личности в присутствии командира полка и представителя КГБ. Тогда же участники предстоящего «сражения» услышали: «Вам выпала великая честь – впервые в мире действовать в реальных условиях применения ядерной бомбы». Стало понятно, для чего окопы и блиндажи накрывали бревнами в несколько накатов, тщательно обмазывая выступающие деревянные части жёлтой глиной. Они не должны были загореться от светового излучения. Подготовка к учениям велась под артиллерийскую канонаду. Десятки самолётов бомбили заданные участки. За месяц до начала самолёт Ту-4 ежедневно сбрасывал в эпицентр «болванку» – макет бомбы массой 250 килограммов. На земле, в поле, окружённом смешанным лесом и неподалеку от дубовой рощи, известью был нанесён белый крест размером 100 на 100 метров. В него-то и метили тренирующиеся лётчики. Отклонение от цели не должно было превышать 500 метров. Ведь кругом располагались войска.
К сбросу атомной бомбы готовились два экипажа: майора Василия Кутырчева и капитана Константина Лясникова. До самого последнего момента лётчики не знали, кто пойдет основным, а кто будет дублёром. Преимущество было у экипажа Кутырчева, который уже имел опыт лётных испытаний атомной бомбы на Семипалатинском полигоне.
Для предотвращения поражений ударной волной войскам, располагавшимся на отдалении 5-7,5 км от эпицентра взрыва, было предписано находиться в укрытиях, а далее 7,5 км – в траншеях, в положении сидя или лёжа.
«На одной из возвышенностей, в 15 километрах от запланированного эпицентра взрыва, построили правительственную трибуну для наблюдения за учениями, – рассказывает другой участник операции «Снежок» Иван Путивльский. – Накануне её выкрасили масляными красками в зелёный и белый цвета. На трибуне были установлены приборы наблюдения. Сбоку к ней от железнодорожной станции по глубоким пескам проложили асфальтированную дорогу. Военная автоинспекция никакие посторонние автомашины на эту дорогу не пускала».
За трое суток до начала учений, которым придавалось огромное значение, на полевой аэродром в Тоцк стали собираться министры обороны и военачальники Советского Союза, а также стран – союзников СССР. Сюда приехали маршалы Советского Союза Александр Василевский, Константин Рокоссовский, Родион Малиновский, Иван Конев, Иван Баграмян, Семён Тимошенко, а также Семён Будённый и Климент Ворошилов. За сутки до назначенного времени прибыли министр обороны СССР Николай Булганин, председатель Совета министров Георгий Маленков, первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущёв и создатель ядерного оружия Игорь Курчатов. Среди гостей были министры обороны стран народной демократии, югославские и китайские военные, генералы Мариан Спыхальский, Людвиг Свобода, маршал Чжу-Дэ и Пэн-Дэ-Хуай. Все они разместились в заранее построенном в районе лагеря правительственном городке. Примечателен тот факт, что перед началом армейских учений руководитель страны Никита Хрущёв и учёный-физик Игорь Курчатов лично обходили Тоцкий полигон и напутствовали солдат, мол, ничего не бойтесь, в процессе военных маневров произойдёт атомный взрыв, но никто в результате его не пострадает.
Вокруг эпицентра взрыва, как уже было сказано, обозначенного белым крестом, была расставлена боевая техника: танки, самолёты, бронетранспортёры, к которым в траншеях и на земле привязали «десант»: овец, собак, лошадей и телят.
Вспоминает капитан Николай Пильщиков: «Для учений из отделений у нас отобрали самых крепких ребят. Нам выдали личное табельное оружие – новенькие модернизированные автоматы Калашникова, скорострельные десятизарядные автоматические винтовки и радиостанции Р-9».
Палаточные лагеря растянулись на 42 километра. В них находились представители 212 частей – 45 тысяч военнослужащих, из них 39 тысяч солдат, сержантов и старшин, 6 тысяч офицеров, генералов и маршалов. А также 600 танков и самоходных артиллерийских установок, 500 орудий и миномётов, 600 бронетранспортёров, 320 самолётов, шесть тысяч тягачей и автомобилей различного предназначения.
Со всех участников учений (без исключения!) была взята подписка о неразглашении государственной и военной тайны сроком на 25 лет. Умирая от ранних инфарктов, инсультов и рака, они даже лечащим врачам не могли рассказать о своем облучении. Немногим участникам Тоцких учений удалось дожить до сегодняшнего дня.
«14 сентября нас подняли по тревоге, на рассвете, в четыре часа утра. Было ясно, тихо, спокойно, – продолжает воспоминания своего товарища по учениям Иван Путивльский. – На небосклоне – ни облачка. На машинах нас доставили к подножию правительственной трибуны. Мы уселись поплотнее в овраге и сфотографировались. Первый сигнал через громкоговорители правительственной трибуны прозвучал за 15 минут до ядерного взрыва: «Лёд тронулся!». За 10 минут до взрыва мы услышали второй сигнал: «Лёд идёт!». Мы, как нас и инструктировали, выбежали из машин и бросились к заранее подготовленным укрытиям в овраге сбоку от трибуны. Улеглись на живот, головой – в сторону взрыва, как учили, с закрытыми глазами, подложив под голову ладони и открыв рот. Прозвучал последний, третий, сигнал: «Молния!» Вдали раздался адский грохот. Часы остановились на отметке 9 часов 33 минуты».
В день вылета на учения оба экипажа Ту-4 готовились в полном объёме: на каждом из самолётов были подвешены ядерные бомбы, лётчики одновременно запустили двигатели, доложили о готовности выполнить задание. Команду на взлёт получил экипаж майора Василия Кутурчева, в котором бомбардиром был капитан Кокорин, вторым лётчиком – Роменский, штурманом – Бабец. Ту-4 сопровождали два истребителя МиГ-17 и бомбардировщик Ил-28, которые должны были вести разведку погоды и киносъёмку, а также осуществлять охрану самолёта-носителя в полёте.
Атомная бомба под кодовым словом «Татьянка» была сброшена с высоты 8 тысяч метров со второго захода на цель. Её мощность равнялась 40 килотонн в тротиловом эквиваленте – она почти в три раза превышала суммарную мощность зарядов, сброшенных американцами на Хиросиму и Нагасаки. Тоцкая «Татьянка» взорвалась спустя 45 секунд после нажатия капитаном Кокориным кнопки сброса, когда бомба находилась на высоте 350 метров от земли. Отклонение от намеченного эпицентра составило 280 метров в северо-западном направлении. В последний момент ветер переменился: он отнёс радиоактивное облако не в безлюдную степь, как ждали, а прямо на Оренбург и дальше, в сторону Красноярска.
Полковник в отставке И.И. Кривой в своей книге «Атомный гриб над Тоцким полигоном» пишет: «Одежду крутостей траншей и ходов сообщений делали из самых различных подручных средств, заранее заготовленных конструкций и промышленных материалов (жерди, плетни, хворост, камыш, доски, брёвна, гофрированное железо, бетонные плиты и специальные конструкции)». Иначе говоря, ядерный взрыв должен был показать, какие стройматериалы следует использовать армии в предполагаемой атомной войне, а от каких – надо отказаться.
Через пять минут после ядерного взрыва началась артиллерийская подготовка, затем был нанесён удар бомбардировочной авиацией. Заговорили орудия и миномёты разных калибров, «катюши», самоходные артиллерийские установки, танки, закопанные в землю.
«Во время взрыва, несмотря на закрытые траншеи и блиндажи, где мы находились, туда проник яркий свет, через несколько секунд мы услышали звук в форме резкого грозового разряда, – вспоминал капитан Н. Пильщиков. – Вскоре был получен сигнал атаки. Самолёты, нанося удар по наземным целям через 21-22 минуты после ядерного взрыва, неоднократно пересекали ножку ядерного гриба – ствол радиоактивного облака. Я со своим батальоном на бронетранспортёре проследовал в 600 метрах от эпицентра взрыва на скорости 16-18 километров в час. Увидел сожжённый от корня до верхушки лес, покорёженные колонны техники, обгоревших животных. В самом эпицентре – в радиусе 300 метрах – не осталось ни одного столетнего дуба, всё сгорело… Техника в километре от взрыва была вдавлена в землю… Долину, в полутора километрах от которой находился эпицентр взрыва, мы пересекали в противогазах. Краем глаза успели заметить, как горят поршневые самолёты, автомобили и штабные машины, везде валялись останки коров и овец. Земля напоминала шлак и некую чудовищно взбитую консистенцию. Местность после взрыва трудно было узнать: дымилась трава, бегали опалённые перепелки, кустарник и перелески исчезли. Нас окружали голые, дымящиеся холмы. Стояла сплошная чёрная стена из дыма и пыли, смрада и гари. Сохло и першило в горле, в ушах стоял звон и шум… Генерал-майор приказал мне измерить дозиметрическим прибором уровень радиации у догорающего рядом костра. Я подбежал, открыл заслонку на днище прибора, и… стрелка зашкалила. «В машину!», – резко скомандовал генерал, и мы быстро отъехали с этого места…».
Говорит участник учений, полковник в отставке Г.С. Якименко: «Я находился на наблюдательном пункте, в укрытии. И когда грянул взрыв, лежал в противогазе на дне окопа. Земля ухнула, задрожала. Между вспышкой и взрывной волной был прогал 12-15 секунд. Они мне показались вечностью. Потом почувствовал, будто кто-то крепко прижимает меня мягкой подушкой к земле. Поднявшись, увидел взметнувшийся в небо на полкилометра атомный гриб…».
Бывший младший сержант в инженерно-саперном батальоне Тоцкого полигона Михаил Аренсбург в 2001 году говорил: «Хотя взрыв был надземным и мы были так далеко, всё равно почувствовали, как через какое-то мгновенье земля под нами заходила, как волна на море… Все наши приборы зашкалило, они вышли из строя… К месту взрыва рванули танки и солдаты, с криком «ура», разумеется… Башню одного из танков после взрыва отнесло метров на 150. А дубовый лес с вековыми деревьями лёг на землю, как трава под осенним ветром. От лесного дубового массива осталось лишь чёрное пепелище – обгорелые колышки. Боевая техника – наша и наших вероятных противников – оплавлена, покорёжена. Траншей и укрытий не стало – верхний слой земли как бы переместился. Всё сровнялось. Зрелище было жутким. Высокие чины разъехались сразу после завершения действа – никаких обедов и торжественных речей «за мир во всем мире». А на полигоне остались валяться не только груды скота с оторванными конечностями и обуглившимися боками, но и трупы людей. Акция была настолько плохо спланирована, что нередко танки во время инсценированной атаки наезжали на палатки в кустах, где находились солдаты. Естественно, об этих потерях умолчали. Мне кажется, что в первую очередь хотели поставить опыт на людях и животных. Я, может быть, только сейчас понял, что все мы были в роли подопытных кроликов».
К слову, о лесном массиве: Тоцкие дубравы сажали по указу русского императора Петра Первого. Были там тысячи могучих дубов. Возраст под 250 лет. Сжечь в мгновенье такое количество красавцев дубов! Это ли не варварство!
Маршал инженерных войск Алексей Прошляков (на фото справа) во время учений на Тоцком полигоне руководил фортификационными работами: «В соответствии с планом научно-исследовательских и экспериментальных работ в последние дни в Советском Союзе было проведено испытание одного из видов атомного оружия. Целью испытания было изучение действия атомного взрыва. При испытании получены ценные результаты, которые помогут советским учёным и инженерам успешно решать задачи по защите от атомного нападения».
Если верить полковнику И.И. Кривому, написавшему книгу о Тоцких учениях и самом взрыве, при подлёте самолёта Ту-4 с бомбой к цели командующий учениями маршал Г.К. Жуков находился на пункте наблюдения на Петровской Шишке, в районе горы Медвежьей (10,5 километров на юго-восток от эпицентра) и прошёл на открытую деревянную смотровую площадку, предпочтя её траншеям и бетонному бункеру с амбразурами. Вслед за ним направились все советские военачальники и зарубежные гости, учёные, в том числе и сам Игорь Курчатов.
Пожалуй, никто из них тогда не знал, какие последствия могут быть. А может, и знали, но не подавали виду. Им, находившимся на открытой трибуне, тоже досталась определённая доля радиации. После взрыва атомной бомбы мощная взрывная волна дошла и до этого наблюдательного пункта, посшибав головные уборы и с самого Жукова, и с маршалов Конева и Рокоссовского, сметя со смотровой площадки табуреты, приготовленные для руководителей учений и приглашённых. Маршалы же, как утверждают очевидцы, даже бровью не повели, лишь адъютанты бросились догонять фуражки своих патронов.
Генера
л армии Махмут Ахметович Гареев, которого я знаю более двадцати лет (ему в 2017 году исполнилось уже 94 года!), как-то сказал мне: «В те годы угроза нашей стране была очевидной. Надо было готовить оружие, технику, людей. Перед нами, военными, была поставлена задача: провести ядерные испытания, и мы это выполнили. Да, был фактор риска и непредсказуемости.
На фото: генерал-лейтенант Махмут Гареев и писатель Константин Симонов
Но, если б понадобилось, я и сейчас поступил бы точно так же, как тогда. В тот день я вместе с маршалами, министрами и другими официальными лицами находился на той открытой площадке, на пункте наблюдения. И, действительно, никакой паники не было. Все чётко выполняли приказы».
Наша справка. Махмут Ахметович Гареев (родился 23 июля 1923 года, в Челябинске (СССР), в татарской семье) – советский/российский военный деятель, военачальник, генерал армии в отставке, доктор военных и доктор исторических наук, профессор. Военный теоретик.
Махмут Гареев, главный и, возможно, самый искренний борец против многообразных попыток пересмотра истории Второй мировой. Он начал воевать практически ребенком – с басмачами: был тогда воспитанником кавалерийского полка в Средней Азии. В 1939 году добровольцем ушёл в РККА. В 1941 году окончил Ташкентское Краснознаменное пехотное училище имени В.И. Ленина В 1941-1942 года командовал взводом в Среднеазиатском военном округе, учился на Высших стрелково-тактических курсах усовершенствования командного состава пехоты «Выстрел».
Генерал армии М.А. Гареев (справа – в 2012 г.) и в молодости (слева)
С декабря 1942 года – участник Великой Отечественной войны. Воевал на Западном и 3-м Белорусском фронтах. В боях под Ржевом был ранен, в 1944 году снова был ранен в голову. В феврале 1945 года после выхода из госпиталя направлен на Дальний Восток, старшим офицером оперативного отдела штаба 5-й армии. В её составе в августе 1945 года в ходе советско-японской войны воевал на 1-м Дальневосточном фронте.
За плечами М.А. Гареева шесть войн. Он – настоящий, непререкаемый авторитет в армии. Махмут Ахметович был последним, кто вышел из Афганистана, а позже – стал советником президента Наджибуллы.
М.А. Гареев много лет занимается научной и общественной деятельностью. Он – автор более 100 научных трудов, свыше 300 статей и публикаций в сборниках, журналах, газетах. Написал книги «Тактические учения и маневры», «М.В. Фрунзе – военный теоретик», «Общевойсковые учения», «Неоднозначные страницы войны», «Моя последняя война», «Если завтра война?», «Симонов как военный писатель».
После создания в феврале 1995 года Академии военных наук, неправительственной исследовательской организации, был избран её президентом. Много занимается изучением вопросов истории Великой Отечественной войны. Активно участвует в научных дискуссиях, выступает против фальсификации истории войны. Считает, что стремление оспорить победу СССР над фашизмом тесно связано с пропагандистской кампанией против современной России. В редактируемых М.А. Гареевым научных сборниках были введены в оборот тысячи ранее неизвестных документов о войне. Выступал в передаче «Директива номер 1 – Война».
Махмут Ахметович Гареев награждён орденом Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского, двумя орденами Отечественной войны I степени, орденом Трудового Красного Знамени, тремя орденами Красной Звезды, орденами «За службу Родине в Вооружённых Силах СССР» II и III степени, медалями, а также иностранными орденами и медалями. В 2013 году награждён орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени. В 1998 году стал первым лауреатом Государственной премии Российской Федерации имени маршала Советского Союза Г.К. Жукова – за книгу «Маршал Жуков. Величие и уникальность полководческого искусства» (1996 г.).
Но вернёмся-ка на Тоцкий полигон. Спецслужбы США, конечно же, отследили Тоцкий взрыв. И вписали его в свою классификацию под именем Джо-9. «Джо» – это, как всем понятно, Джозеф, то есть Иосиф (Сталин), а 9 – порядковый номер советского атомного взрыва.
А в урочище Дурной Гай в ходе разбора учений министр обороны СССР Н. Булганин заявил: «Целью учений было всеми средствами и способами добиваться максимальной защиты всего живого от поражающих факторов атомного оружия в разнообразных условиях местности. Мы полагаем, что эта цель в основном достигнута».
Тут же для руководства был дан концерт с участием московских артистов. И когда конферансье Борис Брунов объявил песню «Как в степи сожжённой», никто не уловил в этом зловещей двусмысленности. А в это время над сожжённой атомным огнём степью всё дальше и дальше летело на восток радиоактивное облако, постепенно размываясь ветрами и оседая на землю. Ту землю, на которой жили и до сих пор живут не в чём не повинные тысячи людей.
А вот что рассказал в октябре 1989 года Федор Илларионович Колесов, в 1954 году занимавший пост председателя Тоцкого райисполкома: «Я у военных, кто всё это готовил, спрашивал: «Почему не в песках взорвать, мало ли у нас песков?» А они говорят: «Нам надо знать, как здесь будет, тут такой же изгиб земли, как в Германии. И населено так же. Что ж, как говорится, это многое объясняет. Действительно, с 1946 года и до самого исчезновения СССР с карты мира именно Германия – ФРГ и ГДР – считалась стратегами НАТО и Варшавского договора наиболее вероятным театром военных действий Третьей мировой войны. И без ядерного оружия эту войну не представлял никто. Но разве это значит, что надо было устраивать атомную войну мирным жителям русских, мордовских, татарских, башкирских и даже немецких сел Оренбуржья? Вопрос повисает в воздухе вот уже которое десятилетие. Не нашёлся ещё ни один храбрец, облечённый властью – гражданской или военной, – который бы взял на себя смелость публично заявить: «Да, в 1954-м все было сделано правильно!». А тогда жителям запретили рыть окопы, велели сидеть дома. Которые не слушались, выкопали, сидели, а кому охота поглядеть было, – поглядели. Через пять лет после взрыва на Первомайской улице умерли, считай, все мужики, да и женщины многие. Мужики – больше, они выходили чаще в лес. Скотину пасли: молоко-то надо. Никто не знал и не говорил, что нельзя… Заметно было, что люди больше болеют, умирают. Врачи приезжали, смотрели, щупали. Лекарств никаких не давали».
Жителям Елшанки разрешили вернуться к своим домам, когда село ещё горело. Вспоминает селянка М.К. Щевелева: «Родители со старшими дочками выгребали картошку из погреба, а я залезла за чем-то очень интересным в пепел от горящего дома. Пепел ещё не остыл, я сильно обожгла ноги. Мама кинулась ко мне, на руках несла бегом куда-то. Оказалось – к колодцу. За ручки меня держали, а ножки в воде оказались… Я до сих пор помню тяжёлое дыхание моей матери (была неповоротливая – ну, конечно же, через два месяца родила сестрёнку, которую мы до сих пор зовём «атомная»)».
С 1955 по 1960 год количество онкологических больных в области выросло со 103,6 до 152,6 человека на 100 тысяч населения. В полтора раза!
17 сентября 1954 года в газете «Правда» было напечатано сообщение ТАСС: «В соответствии с планом научно-исследовательских и экспериментальных работ в последние дни в Советском Союзе было проведено испытание одного из видов атомного оружия. Целью испытания было изучение действия атомного взрыва. При испытании получены ценные результаты, которые помогут советским учёным и инженерам успешно решить задачи по защите от атомного нападения. Главной задачей учений было проверить воздействие ударной волны и проникающей радиации на боевую технику, здания, сооружения, животных и людей. Войска выполнили свою задачу: ядерный щит страны создан».
Николай Пильщиков вспоминал: «После учений мы прошли лишь дозиметрический контроль. Гораздо большее внимание специалисты уделили выданному нам в день учений сухому пайку, завёрнутому почти в двухсантиметровый слой резины… Его тут же забрали на исследование. На следующий день всех солдат и офицеров перевели на обычный рацион питания. Деликатесы исчезли».
Как говорят участники учений, возвращались они с Тоцкого полигона не в товарняке, в котором приехали, а в нормальном пассажирском поезде, в вагонах. Причём, состав их пропускали без малейшей задержки. Мимо пролетали станции: пустой перрон, на котором стоял одинокий начальник вокзала и отдавал честь. А причина была в том, что в этом же поезде, в спецвагоне, с учений возвращался маршал Советского Союза Семён Михайлович Будённый.
«В Москве на Казанском вокзале маршала ждала пышная встреча, – делится своими воспоминаниями тогдашний курсант сержантской школы Станислав Казанов. – Наши ребята, ни один из нас, не получили ни знаков отличия, ни специальных удостоверений, ни наград. Благодарность, которую нам объявил министр обороны Николай Булганин, также никто не дал».
Лётчикам, которые сбросили ядерную бомбу, за успешное выполнение этого задания подарили по автомашине марки «Победа». На разборе учений командиру экипажа Василию Кутырчеву министр обороны СССР Николай Булганин лично вручил орден Ленина и, досрочно присвоил звание полковника. На результаты общевойсковых учений с применением ядерного оружия наложили гриф «Совершенно секретно».
Никаких проверок и обследований участников этого жестокого по сути своей эксперимента из соображения секретности не проводилось. Всё скрывалось и умалчивалось. Потери среди гражданского населения до сих пор неизвестны. Жители окрестных деревень, сгоревших на две трети, по брёвнышку перетащили выстроенные для них новые дома на старые – обжитые и уже заражённые – места, собрали на полях радиоактивное зерно, запечённую в земле картошку… И ещё долго старожилы Богдановки, Федоровки и села Сорочинского помнили странное свечение дров. Поленницы, сложенные из обуглившихся в районе взрыва деревьев, светились в темноте жутким зеленоватым огнём. Мыши, крысы, кролики, овцы, коровы, лошади и даже насекомые, побывавшие в «зоне», подвергались пристальному обследованию…
По приказу сверху архивы Тоцкой районной больницы с 1954 по 1980 гг. были уничтожены (на всякий случай!).
Говорит профессор Оренбургской медицинской академии Михаил Скачков: «В Сорочинском загсе мы сделала выборку по диагнозам умерших людей за последние 50 лет. С 1952 года от онкологии в близлежащих селах умерли 3209 человек. Сразу после взрыва – всего два случая смерти. И потом – два пика: один через 5-7 лет после взрыва, второй – с начала 90-х годов. Изучили мы и иммунологию у детей: брали внуков людей, переживших взрыв. Результаты нас ошеломили: в иммунограммах сорочинских детей практически отсутствуют натуральные киллеры, которые участвуют в противораковой защите. У детей фактически не работает система интерферон – защита организма от рака. Получается, что третье поколение людей, переживших атомный взрыв, живёт с предрасположенностью к раку».
Этот памятник открыт в 2010 году в Санкт-Петербурге.
Участникам Тоцких учений не выдали никаких документов; они появились только в 1990 году, когда их приравняли в правах к тем, кто участвовал в ликвидации аварии на Чернобыльской атомной станции в 1986 году.
В 2000 году из 45 тысяч военных, принимавших участие в Тоцких учениях, в живых осталось менее 500. Половина из них официально признали инвалидами первой и второй группы, у 74,5% – выявлены болезни сердечно-сосудистой системы, включая гипертоническую болезнь и церебральный атеросклероз, ещё у 20,5% – болезни органов пищеварения, у 4,5% – злокачественные новообразования и болезни крови.
От испытания атомной бомбы пострадали не только участники этих событий, но и жители четырехсот семидесяти пяти (475!) населённых пунктов Сорочинского, Тоцкого, Бузулукского, Грачевского и других районов области. В ближайших селах Моховке, Елшанке-2 и других атомной стихией были уничтожены дома, а сами жители безвозвратно потеряли здоровье.
Оренбуржцы и оренбургская земля выполнили, по своему, миротворческую миссию: спасли мир от ядерного безумия. Именно после применения атомного оружия в Оренбуржье, правительства стран, владеющих им, пришли к выводу: нельзя развязывать атомную войну, ибо в ней не будет победителей. Чем дальше мы отдаляемся от того всё-таки именно трагического события, тем величественнее воспринимается подвиг участников Тоцких учений и их заслуги не только перед страной, но и перед всем человечеством.
За годы, прошедшие после описываемых событий, было издано всего лишь несколько книг с воспоминаниями участников Тоцких испытаний. Одна из них – «Сквозь Тоцкий эпицентр» Младена Марковича, которую он подписал мне. Кстати, после этой книги он написал ещё несколько, в том числе «Иностранец на своей родине».
Мало в свободном доступе и фотоснимков – в то время работа профессиональных фотографов и операторов изымалась, а любительскими фотокамерами в 50-е годы могли похвастаться лишь единицы, и большинство из них жили не в провинции.
Но до наших дней дошёл поистине уникальный, знаковый снимок жителя Сорочинска. Утром 14 сентября 1954 года музыкальный руководитель районного дома культуры Иван Шаронин, выйдя на улицу, увидел огромное огненное облако. Мужчина схватил фотоаппарат, которым накануне «щёлкал» детвору, и сделал снимок, но перед этим впопыхах не передвинул кадр. Таким образом, дети навечно застыли на фоне ядерного гриба.
Журналистка Татьяна Филимонова, много раз беседовавшая с очевидцами и участниками событий 1954 года, говорит, что тогда все воспринимали эти учения как должное: «Отвоевали мир в Великую Отечественную, – теперь нужно его отстоять. Мы – патриоты, коли надо, – значит надо. Мы знали, что будет тяжело, но надо пережить учения ради будущего страны. С политической, государственной позиции всё сделано правильно. Прошли года, и холодная война закончилась».
Сегодня те немногие, кто остался в живых, и их потомки обижаются на власть: мол, сделали нас заложниками, «атомными» людьми, а правды о тех событиях до сих пор не открыли. Ни разу не сделали массового медицинского обследования жителей. По некоторым данным, последствия Тоцкого взрыва катастрофичнее аварии на Чернобыльской АЭС.
Татьяна Филимонова заключает: «Все данные и о радиационном фоне, и об обследовании животных, попавших в эпицентр взрыва, и многие другие показатели находятся у военных. Нам их наверняка никогда не покажут. Да мы и сами не станем спрашивать, в неведении жить спокойнее. Сейчас опаснее «душевная радиация», – то враньё, которое льётся с экранов телевизоров. Обидно, что ветеранов Подразделений особого риска незаслуженно забывают. Ведь тогда с человеческой, житейской точки зрения они были подопытными, как те же лошади, овцы и кролики. Они тогда добровольно принесли себя в жертву, чтобы люди Земли поняли опасность ядерного оружия и не применяли его».
Во время учений на Тоцком полигоне находилось большое количество учёных из военных и гражданских научно-исследовательских институтов Академии наук СССР, изучавших воздействие атомного оружия на людей, животных, технику и окружающую среду с целью выработки средств защиты населения от атомного оружия. О состоянии их здоровья широко не известно. Тайна за семью замками.
Памятные даты
29 августа 1949 года проведено первое испытание ядерного оружия в СССР.
14 сентября 1954 года проведены общевойсковые учения на Тоцком полигоне с применением атомной бомбы.
17 сентября 1954 года создан Государственный Центральный полигон Министерства обороны СССР на архипелаге Новая Земля, в настоящее время Центральный полигон Российской Федерации.
Итак, вернёмся к нашему герою – в то время старшему лейтенанту советской армии, 27-летнему сербу Младену Марковичу. Гражданин бывшей Югославии Младен Живойнович Маркович родился 21 марта 1927 года в бедной крестьянской семье в маленькой сербской деревне, в 60-ти километрах от Белграда. Учился в гимназии, но особого образования так, естественно, и не успел получить. Сильно развитое чувство свободы и стремление отстаивать её даже ценой собственной жизни привело его в годы Второй мировой войны в партизанский отряд. Бесстрашный юноша участвовал во многих боевых операциях, был трижды ранен. Причем, два раза так, что шансов остаться в живых было мало. Однако крепкий организм вынес эти тяжкие испытания, словно готовил парня к новым, ещё более жестоким и изощрённым.
После окончания войны М.Ж. Марковича, удостоенного ордена «За заслуги перед югославским народом», избрали секретарем Коммунистического союза молодёжи (вроде нашего Ленинского комсомола). На его желание учиться, ответили: «Ваше место в армии» и отправили в военное училище. Через несколько месяцев учёбы его неожиданно вывели перед строем и зачитали письмо из Генерального штаба, в котором говорилось, что четверо самых прилежных студентов будут направлены на учебу в СССР. Отважный фронтовик и идеологически подготовленный Маркович, глубоко проникнувшийся революционными идеями страны Советов, шёл вне конкуренции.
Но даже, несмотря на это, его и других кандидатов несколько месяцев проверяли в Белграде: кто, откуда, кем был дед, прадед, каких взглядов те придерживались. После всех этих мытарств наконец-то отобрали нужное количество молодых мужчин, погрузили в вагон и повезли. Можно долго рассказывать, с какими приключениями эти несколько десятков молодых людей, в основном не говоривших на других языках, кроме своего родного, и, естественно, ни слова не понимавших по-русски, добирались до места.
Холодной зимой 1946 года Маркович по разнарядке попадает в Кострому, в военное химическое училище. Там-то и пришлось свободолюбивому сербу хлебнуть лиха, что называется, полной чашей: и выяснять отношения с офицерами, ни разу не побывавших на передовой, но пробовавших их, фронтовиков, сломать, воспитывать по-своему, унижать их человеческое достоинство, сталкиваться с проявлениями элементарного национализма.
Правда, в жизни на чужбине были и приятные моменты. Младен встретил и полюбил девушку Зою, которая вскоре стала его женой и родила ему сына Володю.
Отучившись четыре года в училище, причём, получая только отличные оценки, лейтенант Маркович, уже имевший к тому времени советское гражданство и выучивший русский язык, был отправлен служить на Урал. А ведь он, отличник, имел право выбора! Но приказы не обсуждают, а выполняют. Так что новый начальник химической службы 230-го механизированного полка 73-й механизированной дивизии Маркович, привыкший к порядку, ответственно подошел к делу. Слова «Честь офицера» ни тогда, ни сегодня не были для него пустым звуком.
Немного истории 13 ноября 1918 года приказом Ренвоенсовета России в составе Красной армии было создано новая структура «Химические войска и химическая служба». Войсками радиационной, химической и биологической защиты (РХБЗ) они стали называться с августа 1992 года.
На данный род войск возложены задачи выявления радиационной, химической и биологической обстановки в районах разрушений (аварий) потенциально опасных объектов военного и народнохозяйственного назначения, осуществления постоянного контроля и ликвидации последствий заражения местности и объектов.
Бригады РХБЗ размещаются в местах, где находятся атомные электростанции, крупные промышленные предприятия. Они имеют в своем составе части, предназначенные для ведения разведки в экстремальных ситуациях, в том числе в условиях техногенных катастроф и стихийных бедствий. В составе бригад – подразделения для проведения аварийно-спасательных работ, дегазации, дезактивации и инженерные части. В этих соединениях также имеются специализированные, высокопрофессиональные подразделения, находящиеся в постоянной боевой готовности. Они могут быть в короткие сроки доставлены воздушным транспортом в любое место, туда, где в них возникает необходимость.
Но так было не всегда. Особенно в те годы, когда о пагубном воздействии радиации на организм человека медицина знала ещё очень мало.
Через некоторое время командир Марковича полковник Иван Артамонов, видя недюжинные способности молодого офицера, говорит ему: «Тебе надо бы в академию поступать». На что тот смело ответил: «Мне, югославу, как и вашим Когану с Рабиновичем, путь туда заказан, не пустят». Да, и о чем можно было тогда говорить, если соотечественники Марковича, командовавшие в годы войны батальонами и полками, по приезде в СССР (и получившие здесь образование), назначались на самые низшие офицерские должности. Так что Марковичу нечего было даже высовываться.
И он не высовывался. Служил добросовестно и с честью. Ранней весной 1954 года его направляют под городок Сорочинск, на Тоцкий полигон. После предварительной беседы он понял, что предстоят весьма серьёзные учения. Дали задание принять участие в выселении жителей пяти деревень.
Вспоминает Младен Маркович: «Я тогда впервые в жизни услышал грубые, оскорбительные слова в адрес советской армии. Святыни, как я считал тогда, и как считаю до сих пор. Служба в армии – лучший кусок в моей жизни. А перед этим вызывает меня начальник химслужбы Южно-Уральского военного округа полковник Чихладзе. Захожу в помещение и вижу, что за длинным столом сидят какие-то гражданские лица, которые по званию оказались выше армейских генералов. Я стоя выслушал следующий приказ: «С завтрашнего дня вы назначаетесь начальником курсов по измерению радиации при практическом применении атомного оружия в советской армии. Задача очень серьёзная, ответственная, имеющая важное государственное значение. Вы получаете в свое распоряжение отряд заключённых, которых вы должны научить, как измерять уровень радиации с помощью дозиметрической аппаратуры, и с ними измерить его после взрыва атомной бомбы. При любой попытки неповиновения вы имеете право расстреливать на месте. И никто не вправе спросить вас: за что и почему. Без пистолета под подушкой не ложитесь спать. Около вашей палатки всегда должен находиться часовой». В тот день я подписал обязательство, что 25 лет буду молчать о том, какое задание выполнял на Тоцком полигоне.
Через день из Москвы в сопровождении автоматчиков доставили контейнер с радиоактивным элементом, три типа дозиметрической аппаратуры разной чувствительности и 47 заключённых. Один из них вскоре умер. Говорят, что его укусила дикая лисица, ему делали уколы, давали какие-то лекарства от бешенства, а он всё это запивал водкой, и медицина не помогла. Палатку, где находился «бешеный» сожгли.
И я тогда подумал: ладно, эти зэки где-то проштрафились, совершили что-то противозаконное (конкретно, за что они сидели, мне не сообщили, а я не стал выяснять), они заслужили наказания. Но ведь это негуманно, не по-человечески подвергать их такой опасности. Ну, а я-то что здесь делаю? Никаких ответов на все эти вопросы я так и не нашёл».
В течение не слишком долгого времени офицер обучал каждого из 46 заключённых навыкам обращения с дозиметрической аппаратурой. Доводил их действия до автоматизма. Командовавший этими сверхсекретными учениями маршал Советского Союза Георгий Жуков неоднократно в сопровождении маститых учёных приезжал на полигон, проверял, как идут дела. Учёные честно признавались, что они знают, какого уровня достигает радиация при подземном взрыве, а при воздушном, – представления не имеют.
И вот назначенное время пришло. Вспоминает Младен Маркович: «Как только мы заслышали гул самолётных моторов, все, в том числе и моя команда, бросились в укрытия, в траншеи. Как и учили, надели чулки, закутались в плащ-палатку и накинули бумажные накидки. Какое всё это имело отношение к защите, если радиация пробивает метровую свинцовую пластину?! Мы находились на расстоянии восьми километров от запланированного места сброса атомной бомбы. Появляется самолёт Ту-4, несущий на борту смертоносный груз, – плод советской науки и техники. Я запомнил несколько команд. После одной из них – сигнала «Молния» мне показалось, что перед моими глазами кто-то резко зажёг ярчайшую лампу, раздался жуткий вой. Дул страшный ветер. Я выскочил из траншеи и увидел, как огромный гриб растёт на глазах, развивается и медленно уходит на восток. Сразу же по флангам ударила артиллерия, уничтожая всё живое, чтобы вскоре танкам и пехоте пойти вперед. А я уже мчался на танке в эпицентр взрыва, чтобы замерить уровень радиации. Разбираться с заключёнными времени не было. Полученный приказ следовало выполнять. Когда вернулся, погрузил заключённых в открытые машины и вместе с ними вновь поехал в эпицентр, по ходу замеряя уровень радиации и расставляя соответствующие ему флажки. Картина была ужасной. Через 60 минут после взрыва излучение в самом эпицентре было зафиксировано на уровне 48 рентген/час, что, как тогда считалось, нисколько не повредит здоровью офицера советской армии.
Вот так и получилось, что я – единственный человек, возможно, что даже в целом мире, который в один день дважды побывал в эпицентре взрыва атомной бомбы.
Когда я возвратился уже во второй раз, у меня забрали мой дневник, который я вёл все это время, моих подчинённых (об их судьбах мне так никто и ничего не сообщил), дозиметрическую аппаратуру и… всё. Я зашёл к себе в палатку и словно куда-то провалился. Дня три не выходил оттуда, лежал без какой-либо медицинской помощи.
О том, что в планы организаторов этих учений не входило моё выживание, я узнал спустя 40 лет. В 1994 году в Центральном архиве мне предоставили документы, из которых следовало, что я с 7 августа 1954 года находился в распоряжении командования… Северо-Кавказского военного округа (?!). Однако чуть позже я всё-таки получил документы, подтверждающие истинное положение дел, удостоверение ветерана Подразделений особого риска. К тому времени я уже имел удостоверение ветерана Великой Отечественной войны».
Крепкий организм, наперекор всему и вопреки всему, выдюжил. Видимо, сказались гены, наследственность: мама Марковича скончалась в возрасте 94 лет, дядя – в 98, ещё жива старшая сестра Младена (ей 92 года), с которой он время от времени разговаривает по скайпу. Так вот, – Младен Маркович не мог сказать врачам, что конкретно с ним произошло, потому что, как честный офицер, он должен был хранить тайну 25 лет, и никому, даже собственной матери или жене ничего не сказал. Через некоторое время его перевели продолжать службу в Майкоп.
В этот момент ему как раз и предложили поступить в Академию химзащиты. Он согласился, и, успешно сдав экзамены, был зачислен на первый курс. Однажды, во время офицерского кросса почувствовал себя плохо, потерял сознание. К счастью, всё обошлось.
Но жить становилось всё труднее. Вместе с женой и сыном коммунист, боевой офицер, сделавший для своей второй родины, казалось бы, невозможное, ютился в подвале, перегороженном фанеркой от соседа, тоже бедолаги-офицера. Десять лет скитания по чужим углам, отсутствие перспектив карьерного роста, повышения по службе и в звании (за столько лет он получил только звание капитана, выполняя обязанности, как минимум, майора), такое, пожалуй, деморализует даже очень сильного человека. И Младен не выдержал. Вместе с другими, такими же обездоленными офицерами советской армии, но иностранного происхождения, он возвращается в Югославию. Ни он, ни его друзья не могли предположить, что их историческая родина в них не только не только не нуждается, но и относится к ним, мягко говоря, настороженно, если не сказать, что враждебно. Сотрудники спецслужб очень долго проверяли Марковича, выясняли, чем он, служа в советской армии, конкретно занимался. Не добившись от него никакой, интересующий их информации (честь офицера не позволяла нарушить клятву), с «волчьим билетом» подозрения и презрения отпустили.
И пришлось Младену снова начинать с нуля. Он разгружал баржи с песком, потом устроился разнорабочим на трикотажную фабрику, на которой вырос до начальника цеха. Жена Зоя скучала по родным. Собрал Младен ей два чемодана разных вещей и отправил в Кострому. Месяца три её не было. Вернулась какая-то странная, забрала сына (мол, дедушка с бабушкой соскучились) и снова уехала. На этот раз возвратилась одна и в совершенно подавленном состоянии. Через некоторое время горько расплакалась и призналась, что её очень долго обрабатывали в КГБ с тем, чтобы она заставила Марковича вернуться в СССР. Сына оставили в залог. Младен, на всякий случай, решил не возвращаться. Расставание было тяжёлым, но неизбежным.
Через несколько лет он снова женился. Родились сын и дочь. Маркович сумел переквалифицироваться, успешно сдав экзамены в Академии торговли, стал заниматься внешнеторговыми операциями. Вскоре его направляют в Москву торговым представителем югославских фирм. И тут произошло то, о чём даже подумать было бы жутко.
Говорит М.Ж. Маркович: «Случайно, уже работая в Москве, я узнал, что моя вторая жена с первых же дней нашей совместной жизни, следила за каждым моим шагом и доносила на меня в КГБ. Я не стал выяснять отношения, вышел из дома, в чём был, и прекратил с нею все отношения. Позже моя дочь скажет мне, что была очень удивлена, что я ни о чём не догадывался и остался жив до сих пор».
В России уже вовсю бушевала перестройка, шли общественно-политические и экономические реформы. А бывший офицер советской армии, грузчик и торговый представитель Младен Маркович после всех этих волнений лежал с третьим инфарктом в больнице (замечу, что фронтовик, ветеран атомной войны Младен Маркович всего перенёс четыре инфаркта и 19 операций). С огромным трудом, преодолевая бюрократизм и бездушие разного рода и ранга чиновников, удалось ему получить удостоверение инвалида Великой Отечественной войны и ветерана Подразделений особого риска, выхлопотать пенсию. Вернули ему и гражданство России.
На одной вечеринке у старых друзей Младен Живойнович познакомился с милой женщиной врачом Аллой Евстафьевной Поляковой. Как в той песне поётся: «Вот и встретились два одиночества…». Встретившись однажды, они уже много лет вместе. Летом 2004 года я был в гостях у Младена с Аллой и видел их дочь – очаровательную задиристую 14-летнюю Катю. Она – большая умница, музыкально одарённая и очень красивая девочка. В настоящее время Катя уже окончила университет (прошу прощения, я забыл, какой), хорошо работает, вышла замуж. А вот, будучи школьницей, под впечатлением от прочитанного романа Юрия Бондарева «Горячий снег» Екатерина Маркович написала стихотворение «Нет, мы не прятались от пуль», которое она посвятила своим маме и отцу. Привожу его полностью.
Казалось, был горячим снег,
Когда по небу мы летели.
Мы – души павших на войне.
И только мира мы хотели.
Нет, мы не прятались от пуль,
Не заслонялись от гранаты.
И сорок третьего… июль
Не позабудется солдатам.
Казалось, чёрной кровь была.
Та кровь, что здесь лилась рекою.
И знал я, ты меня ждала,
Ты всю войну была со мною…
Алла Евстафьевна и Младен Живойнович с дочерью Катей (2004 г.)
Младен Маркович (справа) и Лев Рудский – главный редактор интернет-журнала Worldrusnews.ru/Мировые и российские новости (в 2004 году – главный редактор газет «Содружество», «Содружество: Беларусь» и «Мещанский: время и судьбы», журналов «Русский инженер» и «Хлебное дело» – Москва, Россия)
Итак, эти чудные стихи она посвятила отцу-фронтовику и матери-врачу, которая, уже находясь на пенсии, продолжала отдавать свои знания и опыт святому делу – сбережению здоровья фронтовиков – живой памяти о нашей Победе. Она работала в Службе медико-социальной реабилитации ветеранов на дому, руководимой Александром Ивановичем Оленевым. Появление этой формы обслуживания москвичей, принадлежащих к поколению победителей, было продиктовано необходимостью совершенствования и расширения адресной поддержки ветеранов, особенно одиноких, всё больше и больше нуждающихся в посторонней помощи. Но реализовать свое право на курортное лечение, на оздоровление в пансионатах многие не могут из-за тяжелого состояния здоровья или по другим объективным причинам.Для неё, как и для других её коллег, работа по программе «Санаторий на дому» стала делом новым, небывалым. Но 40-летний опыт врачевания помог Алле Евстафьевне быстро освоиться. Только за первые два года работы вместе со своими помощниками она основательно, с хорошими результатами пролечила более 300 ветеранов в возрасте от 83 до 102 лет.
Очень тепло, искренне говорит она о своих пациентах-ветеранах, да с таким знанием нюансов их жизни, будто знает их уже давным-давно: «Да, я лечу стариков, в большинстве своем ветеранов-фронтовиков. Что можно о них сказать? Многое зависит от того, как врач каждого из них в отдельности видит. Причём, не только как «организм», но и как личность. Я на них смотрю, как смотрела бы на своих родителей, которые сейчас были бы примерно такого же возраста. Поэтому я к ним отношусь очень бережно, с пониманием, с любовью. Иначе нельзя – ведь фальшь они всегда остро чувствуют. Конечно, среди них есть разные люди. Есть очень хорошие и не очень… Но не стоит это драматизировать, потому что с годами индивидуальные качества человека могут кардинально меняться, то есть с большим акцентом выступают как хорошие, так и плохие черты. Однако для врача важнее видеть положительные. В конце концов наши ветераны много пережили, и нужно иметь снисхождение к их слабостям. Я стараюсь помочь каждому пациенту, исходя из принципа: «И маленькая помощь лучше большого сочувствия».
Дай Бог вам, мужественные, любящие друг друга и жизнь Марковичи, здоровья, счастья и удачи!
2004-2017 гг.
Лев Рудский (WRN)